больших команд и проектов, научных организаций так и целых отраслей. Многие из них появлялись из разных стран, будучи перенесенными как образец оттуда. Некоторые появлялись в силу каких-то экономических реформ, каких-то инициатив снизу или сбоку. Хорошо бы систему этих мер поддержки как-то упорядочить, чтобы она максимально широко охватывала тех, кто намерен идти в науку, то есть потенциальных исследователей.
   Чтобы критерии были более универсальными и позволяли передавать ученого или коллектив, или проект от одного механизма поддержки другому. Чтобы не было дублирования и взаимоисключающих требований, а наоборот комплементарность. И чтобы не было тех самых долин смерти, о которых упоминают многие наши академики. Ведь что получается в жизни. Мы в ученика вкладываемся, готовим его. Человек сдал ЕГЭ хорошо, поступил в вуз. Дальше он учится, государство ему все оплачивает. Он получает стипендию, потом гранты. Мы его лет до 30-ти ведем и готовим на средства государства, получаем идеального специалиста. А дальше у него прекращаются инструменты поддержки, например, лет на пять, на семь. Он, во-первых, привык к заботе от государства, во-вторых, для того, чтобы держать уровень, ему нужны определенные возможности. Он, не находя их здесь, уезжает за рубеж. Вот это нужно изменить. Это тоже задачка непростая, но она решаемая. Третье, хочется, чтобы появилась действительно та самая кооперация, работающая не по принуждению, а по интересу, когда наука производит не то, что ей интересно, а то, что востребовано индустрией и экономикой.
>   — Это же прикладная наука?!
   — Почему же? Вы приводили цитату из Нильса Бора. По-моему, опять же, кто-то из великих говорил, что не существует науки фундаментальной либо прикладной. Всякая фундаментальная наука через какое-то время становится прикладной, просто где-то горизонт год, а где-то 50 лет нужно ждать. Можно много привести примеров фундаментальных работ из 60 — 70-х прошлого века, которые только сейчас начинают использоваться. Человечество знает, где можно применить те или иные технологии, какими она обладает сегодня. А какая-то разработка или технология уже лет 20 лежит и ждет своего часа. Поэтому надо организовать дорогу с двухсторонним движением — в советские времена у института была разнарядка по внедрению, а у индустрии на приемку этих внедрений. Но ведь во-многом это было формальным.
   — И всем было хорошо!
   — Каждый формально задачу выполнял. Но только вот настоящего сплава не было. А проблема ключевая: чтобы вырваться вперед и войти в ту самую пятерку, о которой говорил Президент, ее надо решать как можно быстрее. Мы живем в эпоху свободной экономики и рынка, при этом, конечно с элементами нетривиальной глобальной политики. Если ты делаешь что-то действительно нужное и полезное — оно будет востребовано. Бизнес диктует свои сроки, свои законы. Если ему нужна какая-то технология завтра, то они могут и обращаются в институт. А там говорят, что им нужно полгода на то, полгода на это, и может быть, через полтора года вы получите. Бизнес не может ждать, а потому покупает новое там, где сделают быстрее.
   — Это мечты технологические, а у русского человека без души нельзя…
   — Первые три критерия, о которых я говорил, можно обсчитать. Но есть еще один — это, конечно, престиж профессии. Хочу, чтобы отношение к ученым поменялось и стало таким, каким оно было в 60-е во времена Королёва и Гагарина.
   — Если проще формулировать, то вам для счастья нужно сто тысяч один исследователь?
   — Это слишком утрировано…

   Национальный проект «Наука» и государственные программы позволю себе представить в виде некоего слоеного пирога, где каждый из слоев — это многоцелевые программы, а их соединяют кадры, финансы, предприятия, фонды, информационные структуры и так далее. И вот кусок пирога, который пронизывает все слои — все государственные программы, и есть национальные проект «Наука». Это, безусловно, межведомственный инструмент, который использует не только ресурсы государственных программ, но и все иные ресурсы, что даст возможность создать научные центры мирового уровня

   — Какая на ваш взгляд самая главная проблема в XXI веке?
   — Ответ для меня очевидный. Он с одной стороны очень простой, а с другой — очень общий. Я думаю, что главная задача — сохранение человечества. А дальше можно приводить разные прогнозы, риски, катастрофические тенденции — от банальных до экзотических.
   — Пришельцы и прочие напасти?
   — Нет, речь идет о перезагрузке, которая может случиться. Это глобальные тренды в экологии и в цифровизации. Надо сделать так, чтобы человек остался в сложной системе биологических и технологических организмов выше над искусственным интеллектом и разными роботизированными системами. Это очень нетривиальная штука. Ну и другие опасности есть — изменение климата, истощение ресурсов. Есть еще различного рода перерождающиеся инфекции и мутирующие вирусы, за которыми мы не успеваем со своими средствами медицины. Есть проблема сохранения биоразнообразия на Земле. Мы считаем, что человек — это царь природы, но сама природа так не считает. Думаю, что человеку надо во всем этом удержаться, выжить.
   — У вас есть дети?
   — Пока трое.
   — Почему вы их повезли в Парк Космонавтики?
   — Ну я их много куда вожу… На самом деле тоже вот нетривиальная задачка нашего времени: заинтересовать и увлечь молодого человека — члена современного, даже будущего, общества. Сейчас такая жизнь разнообразная, столько соблазнов, столько каналов информации! В Москве — так вообще на порядок больше возможностей — множество музеев, выставок, тысячи каналов по телевизору. Я уж молчу про Интернет — он и здесь довлеет, и в других городах восполняет отсутствие столичных возможностей. То есть число степеней свободы у ребенка просто колоссальное. Если у семьи есть возможность, можно куда угодно поехать, в любую точку мира. Можно, какую хочешь книгу прочитать, и не надо в библиотеке ждать три недели или месяц, пока вот очередь до тебя дойдет… Можно включить телевизор и там, значит, можно с ума сойти от многообразия. Я уж молчу про Интернет… Воспитание детей — задачка в наше время правда очень сложная. Ты конкурируешь с источниками информации, при этом сам по уши в водовороте жизни. Я своим детям просто открываю окно в мир и показываю возможности. Так меня когда-то родители воспитывали. У нас очень хорошая интеллигентная дружная семья. Мама открывала для меня книги, водила по выставкам и концертам. Это культурно-образовательная составляющая, а отец брал с собой в поездки по всему Союзу. Он был известный альпинист, чемпион Союза, Снежный барс. По спортивным сборам мы объездили всю нашу прекрасную страну, столько замечательных друзей и знакомых — в альпинистских лагерях особые люди были — искренние и правильные. И, повзрослев, свой путь я уже выбирал сам, используя накопленный багаж и жизненный пример моих родителей. То же самое хочу передать детям. Стараясь не толкать, а просто показывать собственным примером что всего можно добиться, если учится и ответственно работать. Дальше свой путь выберут все равно сами.
   — Что для вас Дубна?
   — Дубна — уникальное место, она у меня всегда в душе. Картина вот на стене в кабинете: смотрю на бесконечную волжскую набережную, цветущие яблони. Дубна, конечно, большая страница в моей жизни. Я не стал бы говорить, что это самый главный, самый важный этап, потому что наша семья жила в разных местах, Для меня одинаково дорог и Братск, где я родился, и Байкал, и Украина — я жил долгое время в Николаеве, в Одессе, и Липецк.
   — И все-таки Дубна на первом месте?
   — Сами посудите: у меня дети там родились и живут, ходят в школу и в садик. Я там познакомился со своей женой, обрел семью. У меня в Дубне, наверное, основной мой круг общения сформировался. Несколько лет жизни в общежитии сформировали круг общения из самых ярких ребят, приехавших в Дубну со всей страны — сейчас они научные звезды, добившиеся успеха и признания. В Дубне для себя принял решение о карьере в науке. В Дубну приехал, совершенно не собираясь вообще заниматься ядерной физикой. Я по базовому образованию инженер-системотехник, то есть учился проектировать системы обработки и управления информацией. Я застал еще черно-белые компьютеры и перфокарты когда начинал учиться в начале девяностых… В Дубну приехал учиться и набираться опыта, предложили заниматься автоматизацией физического эксперимент. Физику тогда не понимал настолько глубоко, как этого требовал институт, но среда была мотивирующая — хотелось учиться и расти. Люди, в руки которых я попал, просто фантастические какие-то — мои учителя и наставники, мои старшие товарищи разных возрастов. Потрясающие ученые и инженеры — ребята, искренне преданные науке, готовые возиться с учениками и растить себе подобных. Прекрасный сильный научный коллектив, амбициозный, разносторонний. Мой научный руководитель член-корреспондент РАН Игорь Николаевич Мешков до сих пор сохраняет исключительно ясную голову и потрясяющую жизненную энергию. Даст фору любому 30-летнему. У него до сих пор много учеников и постоянное развитие, бурление вокруг него. Он сейчас один из руководителей строительства уникального коллайдера НИКА, при этом имел счастье быть причастным к первым коллайдерам в мире в Новосибирском академгородке. То есть вот он действительно основатель научной школы, в которой я имел честь быть воспитанным.