Веселая наука

Иконка: Аннотация Фридрих Ницше

Третья книга

126. Мистические объяснения

Мистические объяснения считаются глубокими; истина в том, что они даже и не поверхностны.
Иконка: К содержанию

127. Последствие древнейшей религиозности

Всякий лишенный мыслей человек полагает, что только воля есть действующее; что хотение представляет собою нечто простое, попросту данное, невыводимое, в-себе-понятное. Он убежден, что, делая нечто, например производя удар, ударяет он сам, и ударяет потому, что он хотел ударить. Для него в этом нет ничего проблематичного, ему вполне достаточно и чувства желания, чтобы не только признать причину и следствие, но и поверить в то, что он понимает их связь. Он ничего не знает о механизме события и о стократно тонкой работе, которая должна быть совершена, чтобы дело дошло до удара, равным образом и о неспособности воли самой по себе принять хоть малейшее участие в этой работе. Воля для него – магически действующая сила: вера в волю, как причину действий, есть вера в магически действующие силы. Первоначально человек повсюду, где он видел какое-либо свершение, веровал в волю, как причину, и в лично-волящих существ, действующих на заднем плане, — до понятия механики ему было еще совсем далеко. Поскольку же человек на протяжении чудовищного периода веровал только в персонифицированное, вера в причину и следствие стала его основной верой, которую он применяет повсюду, где свершается что-либо, — даже и теперь еще проявляется это инстинктивно и как некий атавизм древнейшего происхождения. Положения:

   нет следствия без причины,
   всякое следствие есть новая причина

– являются обобщениями многих более узких положений:

   где нечто свершается, там было поволено, можно воздействовать лишь на волящие существа!
   всякое следствие есть новая причина нигде не существует чистого, лишенного последствий претерпевания какого-либо действия, но всякое претерпевание есть возбуждение воли,

— однако в незапамятные времена человечества как те, так и эти положения были идентичны: не первые являлись обобщениями вторых, но вторые – объяснениями первых. – Шопенгауэр своим допущением, что все налично существующее есть нечто волящее, возвел на трон первобытную мифологию; ему, по-видимому, так и не пришлось проанализировать волю, поскольку он, подобно каждому, верил в простоту и непосредственность всякого воления, — в то время как воление есть лишь настолько хорошо налаженный механизм, что почти ускользает от наблюдающего глаза. В противоположность ему я выставляю следующие положения: во-первых, чтобы возникла воля, необходимо представление об удовольствии и неудовольствии. Во-вторых: то, что какое-нибудь сильное раздражение ощущается как удовольствие или неудовольствие, есть дело интерпретирующего интеллекта, который, разумеется, большей частью действует при этом без нашего ведома; и, стало быть, одно и то же раздражение может быть истолковано как удовольствие либо неудовольствие. В-третьих: только у интеллектуальных существ есть удовольствие, неудовольствие и воля; громадное большинство организмов начисто лишены их.
Иконка: К содержанию

128. Ценность молитвы

Молитва придумана для таких людей, которые никогда не имеют собственных мыслей и которым неведомо либо незаметно возвышенное состояние души; что им за дело до священных мест и всех значительных жизненных ситуаций, требующих покоя и некоторого достоинства? Чтобы они, по крайней мере, не мешали, мудрость всех основателей религии, как малых, так и великих, рекомендовала им формулу молитвы, как долгой механической губной работы, связанной с напряжением памяти и с одинаково установленной позой рук и ног и глаз! Пусть они теперь, подобно тибетцам, бесчисленное количество раз пережевывают себе свое

   Ом мане падме хум,

или, как в Бенаресе, считают на пальцах имя Бога Рам-Рам-Рам, или почитают Вишну с его тысячью и Аллаха с его девяноста девятью кличками; пусть они пользуются себе молитвенными жерновами и четками – суть дела в том, что эта работа придаем им на время устойчивость и сносный вид: их манера молиться придумана во благо тех благочестивцев, которые обладают собственными мыслями и не лишены душевных подъемов. И даже этим последним не чужды миги усталости, когда череда достопочтенных слов и звучаний и вся набожная механика оказывает на них благотврное воздействие. Но допустив, что эти редкие люди – в каждой религии религиозный человек есть исключение – умеют помогать себе сами, придется признать, что этого лишены нищие духом, и запретить им трещотку молитвы – значит отнять у них их религию, как это все больше и больше обнаруживает протестантизм. Религия хочет от них только одного – чтобы они сохраняли покой – глазами, руками, ногами и всякого рода органами: это порою приукрашивает их и делает – более человекоподобными!
Иконка: К содержанию

129. Условия Бога

   ОмСам Бог не может существовать без мудрых людей,

— сказал Лютер, и с полным правом; но

   Бог еще менее может существовать без неумных людей

– этого добрый Лютер не сказал!
Иконка: К содержанию

130. Опасное решение

Христианское решение находить мир безобразным и скверным сделало мир безобразным и скверным.
Иконка: К содержанию

131. Христианство и самоубийство.

Христианство сделало рычагом своей власти необыкновенно распространенную ко времени его возникновения жажду самоубийства: оно оставило лишь две формы самоубийства, облекло их высочайшим достоинством и высочайшими надеждами и страшным образом запретило все прочие. Но мученичество и медленное умерщвление плоти аскетом были дозволены.
Иконка: К содержанию

132. Против христианства

Теперь против христианства решает наш вкус, уже не наши доводы.
Иконка: К содержанию

133. Основоположение

Неизбежная гипотеза, в которую все снова и снова должно впадать человечество, долгое время будет еще могущественнее самой уверованной веры в нечто неистинное. Долгое время: здесь это значит на сотню тысяч лет вперед.
Иконка: К содержанию

134. Пессимисты как жертва

Там, где преобладает глубокое недовольство существованием, сказываются последствия грубых нарушений диеты, в которых длительное время был повинен народ. Так, распространение буддизма в значительной части зависит от чрезмерного и почти исключительного рисового рациона индусов и обусловленного им всеобщего расслабления. Возможно, европейское недовольство Нового времени следует усматривать в том, что наши предки, все Средневековье, благодаря воздействиям на Европу германских склонностей, предавались пьянству: Средневековье – значит алкогольное отравление Европы. – Немецкое недовольство жизнью есть, в сущности, зимняя хворь, с учетом спертого подвального воздуха и печного угара в немецких квартирах.
Иконка: К содержанию

135. Происхождение греха

Грех, как он нынче ощущается повсюду, где господствует или некогда господствовало христианство, — грех есть еврейское чувство и еврейское изобретение, и с точки зрения этого заднего плана всей христианской моральности христианство на деле добивалось того, чтобы оевреить весь мир. В какой мере удалось ему это в Европе, тоньше всего ощущается в той степени чуждости, каковую все еще сохраняет греческая древность — мир, лишенный чувства греха, — по отношению к нашим восприятиям, несмотря на всю добрую волю к сближению и усвоению, в которой не испытывают недостатка целые поколения и множество превосходных людей.

   Лишь когда ты покаешься, смилостивится Бог над тобою

– у какого-нибудь грека это вызвало бы хохот и досаду: он сказал бы:

    Так могут ощущать рабы.

Здесь в качестве предпосылки допущен некто Могущественный, Сверхмогущественный и все-таки Мстительный: власть его столь велика, что ему вообще не может быть нанесено никакого ущерба, кроме как в пункте чести. Каждый грех есть оскорбление респекта, некий crimen laesae majestatis divinae – и ничего больше этого! Самоуничижение, унижение, валяние в пыли – таково первое и последнее условие, с которым связана его милость, — стало быть, восстановление его божественной чести! Причиняется ли грехом поверх этого вред, насаждается ли им глубокое, растущее зло, охватывающее и душащее, как болезнь, одного за другим, — все это ничуть не заботит этого тщеславного азиата на небеси: грех есть прегрешение перед ним, не перед человечеством! — кому он даровал свою милость, тому дарует он и эту беззаботность к естественным последствиям греха. Бог и человечество мыслятся здесь настолько разъятыми и противопоставленными, что, в сущности, перед последним вообще не может быть совершено никакого греха, — всякий поступок должен рассматриваться лишь в своих сверхъестественных последствиях, отнюдь не в естественных: так волит этого еврейское чувство, которму все естественное предстает чем-то недостойным самим по себе. Греку, напротив, ближе оказывалась мысль, что даже кощунство может обладать достоинством, даже воровство, как у Прометея, даже убой скота, как обнаружение безрассудной зависти, — случай Аякса: это было их потребностью – возвести преступление в достоинство и сотворить его с достоинством, изобрести трагедию – некое искусство и некое удовольствие,которое глубочайшим образом осталось чуждым еврею, несмотря на всю его поэтическую одаренность и склонность к возвышенному.
Иконка: К содержанию

136. Избранный народ

Евреи, чувствующие себя избранным народом среди прочих народов, и потому именно, что они суть моральный гений среди народов, — евреи испытывают от своего божественного монарха и святого угодника наслаждение, аналогичное тому, какое французское дворянство испытывало от Людовика ХIV. Это дворянство выпустило из рук все свое могущество и самовластие и стало презренным: дабы не чувствовать этого, дабы смочь забыть это, требовались королевский блеск, королевский авторитет и полнота власти, не имеющие себе равных, к чему лишь дворянство имело открытый доступ. Когда, сообразно этой привилегии, возвысились до высоты двора и, озираясь с нее, увидели все нижележащее презренным, тогда совесть утратила всякую чувствительность. Таким умышленным образом все больше громоздили башню королевской власти в облака, используя для этого последние кубики собственной власти.
Иконка: К содержанию

137. Говоря притчей

Некто Иисус Христос был возможен лишь среди иудейского ландшафта — я имею в виду ландшафт, над которым постоянно нависало мрачное и выпуклое грозовое облако сердитого Иеговы. Только здесь в денной и нощной поголовной постылости было восчувствовано редкостное, внезапное, сквозное свечение одного-единственного солнечного луча, как чудо любви, как луч незаслуженнейшей милости. Только здесь мог Христос грезить о своей радуге и небесной лестнице, по которой Бог низошел к человеку; ясная погода и солнце повсюду еще значились слишком правилом и повседневностью.
Иконка: К содержанию

138. Заблуждение Христово

Основатель христианства полагал, что ни от чего не страдали люди сильнее, чем от своих грехов: это было его заблуждением, заблуждением того, кто чувствовал себя без греха, кому здесь недоставало опыта! Так исполнялась его душа дивной, фантастической жалости к страданию, которое даже у его народа, изобретателя греха, редко оказывалось большим страданием! — Но христианам пришло в голову задним числом оправдать своего учителя и канонизировать его заблуждение в истину.
Иконка: К содержанию

139. Цвет страстей

Натурам, подобным апостолу Павлу, свойствен дурной глаз на страсти; они узнают в них только грязное, искажающее и душераздирающее, — оттого их идеальный порыв сводится к уничтожению страстей. Божественное видится им полностью очищенным от них. Совершенно иначе, чем Павел и иудеи, греки устремляли свой идеальный порыв как раз на страсти, любя, возвышая, золоча, боготворя их; очевидно, они чувствовали себя в страсти не только счастливее, но также чище и божественнее, чем в других состояниях. – А что же христиане? Хотели ли они стать в этом иудеями? Может быть, они и стали ими?
Иконка: К содержанию

140. Слишком по-еврейски

Если Бог хотел стать предметом любви, то ему следовало бы сперва отречься от должности судьи, вершащего правосудие: судья, и даже милосердный судья, не есть предмет любви. Основатель христианства недостаточно тонко чувствовал здесь – как иудей.
Иконка: К содержанию

141. Слишком по-восточному

Как? Бог, который любит людей, если только они веруют в него, и который мечет громы и молнии против того, кто не верит в эту любовь! Как? Оговоренная любовь, как чувство всемогущественного Бога! Любовь, не взявшая верх даже над чувством чести и раздраженной мстительности! Как по-восточному все это!

   Если я люблю тебя, что тебе за дело до этого?

– вполне достаточная критика всего христианства.
Иконка: К содержанию

142. Каждение

Будда говорит:

   Не льсти своему благодетелю!

Пусть повторят это речение в какой-нибудь христианской церкви: оно тотчас же очистит воздух от всего христианского.
Иконка: К содержанию

Фридрих Ницше. Веселая наука. Первая книга   Вторая книга    Третья книга   Страницы   13   14   15   16   17   18  19   Четвертая книга   Пятая книга

Герман Ашкинази. Ироническая ретроскопия

Продолжение. К началу
   Впрочем, это не смущало гостей, и очень скоро, соревнуясь в остроумии и знании анекдотов, физики и лирики начинали брататься.
   Где-то в средине школьного срока заехал Жванецкий. После трехчасового выступления перед благодарной научной общественностью он остался на фуршет.
   После нескольких приемов разведенного спирта Михаил Михайлович размяк и прочел свою знаменитую Одесскую свадьбу, почему-то не предназначенную в то время для показа в широкой аудитории. В течении получаса у слушателей от непрерывного хохота буквально перехватывало дыхание и начиналась икота.
   Наутро, Жванецкого уговорили остаться и попариться в еще более узком составе в финско-русской бане на берегу заледеневшей лесной речки. Выяснилось, что никакого банного опыта у него нет, и о всех прелестях сухого и влажного пара, обработки березовым веником с последующим погружением в ледяную прорубь он имеет весьма смутное представление.
   Банное шефство над Жванецким было поручено мне. Кратко изложив ему основы банной культуры, предложил перейти к практическим занятиям. Узнав, однако, что температура в парилке превышает сто градусов, он наотрез отказался туда войти и сообщил, что он точно знает, что вода кипит при ста градусах и испариться в этом помещении он не желает.
   Результатом пространных научных обоснований банных процедур и пары рюмок для храбрости стало решение наведаться в парную.
   Хотя термометр показывал более ста градусов, Жванецкий, убедившись, что ничего страшного с ним не произошло, окончательно освоился и повеселел.
   После положенного обильного потения я предложил ему окунуться в прорубь. Михал Михалыч расценил это как провокацию и покушение на его жизнь. Пришлось лезть в ледяную воду первым и для большего эффекта еще поваляться в снегу. Лишь после этого, недоверчиво ощупав мои плавки, он обреченно полез в прорубь. Не знаю насколько понравилась ему эта процедура, но после 2 — 3 циклов Жванецкий себя заметно зауважал.
   Банный ритуал завершился застольем с остатками винегрета и спирта. Коллеги наперебой рассказывали забавные истории, случавшиеся в их профессиональной деятельности. Жванецкий внимательно и серьезно слушал, говорил мало и не шутил. Интересовало его больше, сколько зарабатывают ученые и как живут. Мне показалось, что он сравнивает оклады и жилищные условия докторов и профессоров со своими, и этим сравнением он, кажется, был удовлетворен.
   На мой удивленный вопрос о причинах такой зажатости он пояснил:
   — Понимаешь,- это проклятая профессия. Боюсь упустить что-нибудь интересное в ваших историях. Что-нибудь, когда-нибудь может пригодиться.
   В достоверности этого тезиса я убедился самолично через несколько лет.
   Тогда, в бане, среди многих смешных и курьезных случаев была поведана история об известном тогда ученом Т., изобретшим оригинальный способ потребления пищевого спирта. Суть его в том, что спирт замораживался в жидком азоте, намазывался на хлеб и съедался. Большинство присутствующих, включая меня, пробовали эти бутерброды и потверждали эффективность данного метода. Спор лишь шел, является ли Т. первопроходцем или эпигоном.
   Жванецкого эта история немало позабавила, но мы быстренько перешли к другим случаям.
   Выстрелила эта история лет через десять в спектакле Московского театра миниатюр Птичий полет, где показан сатирический и юмористический взгляд с птичьего полета на человеческие заботы и проблемы тогдашней перестроечной страны Советов. Птиц играли талантливые артисты Роман Карцев и Виктор Ильченко. На вопрос одной из них:
   — Так… посмотрим.., над чем там внизу работают ученые? — следовал ответ:
   — Да, они в лабораториях спирт замораживают, делают бутерброды и кушают.
   Кстати, после той бани мне больше не доводилось пробовать эту компактную одноприемную выпивку-закуску.
Изделие #2
   В ещё памятные советские времена большинство мужского населения СССР и продвинутая часть женского знали, что такое изделие #2. Это название было отпечатано бледнорозовой краской на отвратительных бумажных пакетиках и означало, что в них упакован обыкновенный… презерватив. Выпускал это отечественное латексное чудо, лишавшее мужчин острых тактильных ощущений, Баковский завод резино-технических изделий. Кстати, мало кто знал, что изделие #1 того же завода было засекречено, и под этим названием скрывается не менее плохой… противогаз. Так что популярную в народе присказку можно было перефразировать:
   Пользоваться изделием #2, что нюхать цветы в изделии #1
Впрочем, СПИД тогда был неизвестен, и народ старался обходиться без изделия #2, что, вообщем, не приводило к существенному увеличению рождаемости. Зато увеличилось количество абортов, несмотря на то, что снятие запрета на них планировали компенсировать увеличением выпуска неладно скроенных, но крепко сшитых врагов детей. Вот как раз прочности данного изделия и посвящена нижеследующая история.
   Произошла она в редакции Таллиннской газеты Советская Эстония в начале 70-х прошлого столетия, когда там какое-то время работал Сергей Довлатов. Неизвестно по какой причине в редакционной курилке мужики начали спорить о прочностных свойсвах отечественного изделия. Как всегда мнения разделились. Опытные пользователи доказывали, что советские презервативы самые прочные в мире, другие, не менее опытные, подвергали это сомнению. Серёжа, молча улыбаясь, слушал дискуссию и вдруг предложил на спор проверить прочность изделия путем заполнения его ведром воды. При этом он выставил червонец в пользу позитивного результата. Тут даже патриоты засомневались, однако желающих принять вызов не оказалось. Подозреваю, что Довлатов имел некоторый опыт и проделывал это не раз. На свою беду в курилку затесался тогдашний замредактора Борис Нейфах, человек в возрасте, в меру либеральный и весьма деликатный. Войдя в курс дискуссии и узнав условия пари, он с несвойственным ему азартом принял вызов Довлатова, категорически утверждая, что это изделие даже и трети ведра не выдержит. Он попросил своих молодых коллег сходить в ближайшую аптеку за опытными образцами, объяснив, что в его почтенном возрасте покупать эти предметы неприлично. Журналисты, предвкушая потеху и дармовую выпивку, охотно выполнили заказ. Изделия тогда продавали в упаковке парами. Нейфах оторвал один презерватив и протянул Довлатову, а второй машинально сунул в нагрудный карман пиджака.
   Не буду утомлять читателей описанием технологии заполнения изделия водой. Скажу только, что при этом использовались графин, граненые маленковские стаканы для точного измерения жидкости и воронка из редакционного буфета. Изделие выдержало напор десяти литров воды. Нейфах был посрамлен и с достоиством выложил десятку. Присутствовавшие при споре шумно отметили победу Довлатова в буфете. Однако, на этом невезение Нейфаха не кончилось. Через какое-то время жена решает отдать в химчистку пиджак и находит оставшийся презерватив. На резонный вопрос, где первый, она слышит в ответ какой-то бред о споре и десяти литрах воды, которые якобы способен вместить отечественный рекордсмен резиновой промышленности. Читателей, и особенно читательниц, прошу напрячь воображение и представить себя на месте обманутой в лучших чувствах женщины, с которой коварный муж прожил много лет, не давая повода для ревности.
   Чем у него с женой закончилась разборка не знает никто, но только после этого Нейфах стал разговаривать с Довлатовым сухо и общаться только официально.
Заводской детектив
   История эта приключилась в году эдак 1966, когда я — молодой специалист без году неделя — был назначен заведующим лабораторией. Через месяц после назначения в моей лаборатории взломали дверь и украли большую, литра на два, бутыль с этиловым спиртом.
   Кража произошла похоже ночью, так как взлом был обнаружен мною первым, когда ранним утром пришагал на работу. О такого рода происшествиях было принято докладывать начальнику охраны завода, что я незамедлительно сделал.
   Начальник охраны через пару часов в общей сводке происшествий по заводу, случившихся минувшей ночью, доложил директору и об этом эпизоде, добавив от себя, что через его охрану мышь не проскочит, и, скорее всего, грабеж совершили сотрудники моей же лаборатории.
   Директор был человек брутальный, сталинской выучки. Трудящиеся его уважали. Заводская администрация откровенно побаивалась. Начальник охраны был трусоват, так что другой версии от него и не следовало ожидать.
   Через несколько минут секретарша директора вызвала меня на очную ставку.
   Директор был заметно возбужден, и, похоже, обстоятельства дела, а главное, кто виновник этого безобразия, для него уже были ясны.
   Стукнув своим огромным кулачищем-«волосатой гирей», как подсмеивался заводской люд, по зеленому сукну сталинского стола, директор на самых повышенных тонах сообщил, что он думает о новоиспеченной лаборатории и ее заведующем. Начальник охраны с видимым облегчением укоризнено кивал.
   Перебивать было бесполезно. Подождав, пока директор выдохнется, я озадачено спросил:
   — Зачем моим сотрудникам взламывать дверь, если у всех есть ключи?
   Директор перевел взгляд на охранника.
   — Для отвода глаз, — быстро разъяснил отставной чекист.
   Директор снова уставился на меня.
   — Но зачем это делать ночью? — удивленно спросил я.
   — Чтобы не спугнули, — снисходительно пояснил многоопытный вохровец.
   Крыть было нечем. Директор готовился к заключительному вердикту.
   Но вдруг, в мешанине бестолковых растрепанных мыслей появилась, как показалось, стоящая, и я с ходу решил ее реализовать.
   — Виктор Антонович, — как можно спокойней обратился я к директору, — в медицинском шкафу рядом стояли две бутыли. В одну мы собирали спирт после промывки кремниевых пластин, а в другой был чистый ректификат.
   — Ну и что?
-недоуменно спросил директор.
   — Так вот, — продолжил я, — на бутылке с отходами было так и написано отходы спирта, а на емкости с чистым спиртом химическая формула – C2H5OH. Украли отходы спирта, а чистый не взяли. Преступник, похоже, не знал химии.
   — Что же из этого следует?
— начал терять терпение, сбитый с толку директор.
   — А то, что в моей лаборатории сейчас только семь инженеров. У всех высшее образование. В химии разбираются превосходно, — последовал торжествующий финал.
   После соответствующего вливания, сделанного несчастному охраннику, директор попросил меня остаться и справился о возможных последствиях для здоровья воров дегустации бывшего в употреблении спирта.
   Я его успокоил, что максимум их ждет расстройство желудка, и злорадно пожелал им этого позорного завершения преступления.
Оставь надежду всяк сюда входящий…
   Историю КПСС нам читала доцент М., красивая женщина с ярко-красной помадой на губах и хриплым от неумеренного курения голосом. Лектором она была отменным, читала увлеченно. В стране была хрущёвская оттепель, сталинский Краткий курс истории ВКП(б) был отменён, а новый учебник ещё не свёрстан.
   Я не разделял её увлечения, конспектировал наспех и, в основном, занимался нанесением на картонную обложку общей тетради изречений на латинском и других языках с обязательным переводом на русский. Раз в неделю, в перерыве между лекциями, М. собирала наши конспекты и наскоро проверяла наличие в них хоть какого-то рукописного текста. Делалось это скорее для острастки, и со временем стало рутинным действом.
   Однажды, после очередной проверки она попросила меня задержаться. Когда аудитория опустела, М. ткнула пальцем в обложку моей тетради и спросила, что сие означает. Слегка снисходительно ответил, что это древнеримские и средневековые хрестоматийные сентенции.
   — Это я вижу, — раздражено сказала она. — Я спрашиваю про ЭТО.
   — Её палец уперся в предложение ОСТАВЬТЕ НАДЕЖДУ, ВХОДЯЩИЕ СЮДА, следовавшее в скобках за итальянским оригиналом.

   — Это надпись над вратами ада в Божественной комедии Данте, — начал пояснять и вдруг осёкся.
    Испарина прошибла меня. Ниже большими печатными буквами было написано ИСТОРИЯ КПСС. Я поднял на М. глаза. Она грустно смотрела на меня и протягивала резинку. В этот момент я впервые почувствовал холодок надвигающихся идеологических заморозков.
Разгибай
   Моими сокурсниками в ЛПИ были в основном граждане, так называемого, социалистического лагеря. Особенно много было китайцев. Тогда Советский Союз ещё «дружил» с КНР. После охлаждения отношений, году в 1962 — 63-м, их как ветром сдуло. Но в 60-м китайцев совместно с представителями других стран народной демократии обиталось в общежитиях едва ли не больше коренных граждан. В соседней комнате жили два румына: Юлиан и Флоря. Юлиан, житель Бухареста, был любитель слабого пола, не дурак выпить и неплохо играл в преферанс. Учился он средне. Его сожитель, напротив, был стеснительный деревенский увалень, который с трудом осваивал быт советского студенческого общежития.
   Одна из проблем была — освоить азы преферанса. Они давались ему с трудом, как и русский язык. Коллеги не желали тратить время на обучение слегка заторможенного румына, тем более играть с ним в паре. Я сжалился над ним и, пользуясь некоторым владением молдавского языка, занялся, между делом, его обучением и, даже, иногда брал его своим напарником, что, впрочем, имело для меня плачевные финансовые последствия.
   Со временем он стал довольно бойко играть, но по-прежнему был благодарен мне за науку и иногда приходил проконсультироваться на предмет многочисленных идиом в русском языке. Как-то, в разговоре, он смущённо спросил, что означает слово «разгибай». Не подозревая подвоха, я объяснил, что это повелительное наклонение от глагола разгибать и начал раскрывать суть этого глагола. Флоря, уныло прервав меня, заявил, что смысл вероятно другой, потому что разгибаем его называет напарник после неудачного карточного хода.
   Быстро сореинтировавшись, я подавил душивший меня смех и, чтобы не разрушить дружбу братских народов заверил подозрительно слушавшего Флорю в невинности этой идиомы, означающей некую досаду. Думаю, что Флоря мне не поверил, так как после этого наши доверительные отношения дали трещину. Вскоре его земляк, Юлиан, был отчислен за неуспеваемость. Флоря же, успешно завершив обучение, через несколько лет также вернулся на родину.
   Лет через десять я встретил его в Москве на одном из совещаний по экономической вззаимопомощи тогдашних соцстран. В лощеном, с иголочки одетом господине я с трудом узнал прежнего простоватого увальня Флорю. Безукоризненная русская и английская речь, прекрасные манеры. Оказывается он уже много лет работает в румынских зарубежных торгпредствах, а последние несколько лет в Москве.
   Развлечений в Ялте в то время было мало. Единственный ресторан на крыше единственной гостиницы работал в режиме живой очереди. Требовалось не менее часа — полутора отстоять в ней. Кроме того цены в ресторане не соответствовали отпускному бюджету молодых специалистов и на регулярное посещение рассчитывать не приходилось. Заезжих артистов было мало, тем более в июне.    Гастрольный чёс ещё только входил в моду.
   Однажды нам на глаза попалась свежая афиша о гастролях достаточно популярной тогда эстрадной певицы Маргариты Суворовой. Следует отметить, что в то время популярность певцу создавало не телевидение, а радио, и имя певицы было, что называется, на слуху. Решили сходить. Концерт, как концерт. Шлягеры того времени. Дежурные шутки конферансье. Но вдруг я насторожился. Ведущий объявляет исполнение русской народной песни Тумбалалайка. Я не помню текста этой песни, но запомнил припев:
   Тумбала, тумбала, тумбалалайка,
   Тумбала,тумбала, тумба ла ла.
   Поёт балалайка где-то в Клондайке
   Русская песня на чужой стороне
.
   Понятно, что такой безаппеляционный плагиат нас задел и ещё раз напомнил о наличии в братской семье народов Советкого Союза элементарного антисемитизма, отказывающем музыкальному народу в праве на авторство собственных песен.
   После распада СССР справедливость в конечном счете восторжествовала. Кобзон, Шифрин, ансамбль Турецкого и другие певцы еврейской и нееврейской национальности начали довольно часто исполнять песню на радио и телевидении. Причем в оригинале, на идиш. Были выпущены пластинки с песнями неподражаемых сестёр Берри, едва ли не впервые открывшие советским любителям народных песен ещё в 1959 году во время своих единственных гастролей в СССР, что Бублички, Купите папиросы, Тумбалалайка — это еврейские песни, в оригинале созданные еврейскими авторами.
icon: К началу   icon: Наверх   icon: К окончанию