 К. Глинка
1. История вопроса
Кёстлер полагает, что смех – деятельность без какой-либо полезной цели, совершенно не связанная с борьбой за выживание. Смех – это уникальный рефлекс, не имеющий определенной биологической цели. Этот рефлекс играет большую роль в нашем умственном и физическом здоровье. Более того, смех принимает участие в нашей борьбе за выживание и в борьбе с нашими невзгодами. Смех, по Кёстлеру, созидает, освобождает, обновляет. Он избавляет нас от страха, сковывающего нашу свободу. Не обошёл своим внимание проблему смешного и автор одной из самых противоречивых теорий позапрошлого века – Чарльз Дарвин. В книге О выражении эмоций у животных и человека он высказал свои соображения о роли и значении смеха как реакции приспособления организма к окружающей среде и эволюции смеха. Дарвин подробно исследовал анатомию лицевых мускулов приматов и проанализировал звуки смеха. У большинства представителей животного царства голосовые сигналы используются, чтобы привлечь представителей противоположного пола. Они используются также, чтобы выразить радость при встрече родителей с детёнышами, при встрече членов дружественного сообщества. Звуки удовольствия ясно отличаются от криков ужаса. Вопли несчастья характеризуются длинным непрерывным выдохом и коротким вдохом, а при смехе – наоборот: вдох непрерывный и достаточно длительный, а выдохи короткие и прерывистые. Роль мимической компоненты в смехе, в частности, растягивание губ в стороны, состоит в увеличении резонирующей полости рта, и это обеспечивает достаточную силу звукового сигнала. Существует целый ряд градаций смеха – от чуть заметной улыбки до гомерического хохота. Улыбка – это первая ступень смеха. Дарвин объясняет её так: чтобы издать звук удовольствия, необходимо растянуть углы рта. Но если удовольствие недостаточно сильное, то осуществляется только первая часть реакции – растягивание углов рта, а до звуков дело не доходит. Так улыбка превращается в самостоятельное выражение удовольствия – у всех народов во всём мире. Джон Локк в трактате Опыт о человеческом разумении сделал попытку провести различие между остроумным высказыванием и просто суждением. Остроумие, по Локку, лежит прежде всего в сближении идей и в их объединении, быстром и разнообразном, которое дает ощущение удовольствия. Дж. Аддисон, уточняя взгляды Локка, отметил, что не всякое объединение идей остроумно, а лишь неожиданное. Кроме того, в основе остроты может лежать не только сходство идей, но и их противоположность. Свои мысли об остроумии высказал и Георг Вильгельм Фридрих Гегель в Науке логики. Гегель подошёл к анализу остроумия как формы мышления. Остроумие схватывает противоречие, высказывает его, приводит вещи в отношения друг к другу, заставляет понятие светиться через противоречие, но не выражает понятия вещей и их отношений. Таким образом, светящееся противоречие между сущностью и явлением есть то общее, что присуще всему остроумному. Но едва ли можно считать, что этой формулой Гегель исчерпал природу остроумного. Слова светящееся противоречие сами нуждаются в расшифровке. Михаил Бахтин предложил свою интерпретацию смеха и народной культуры. Его работа Творчество Франсуа Рабле и народная культура средневековья и Ренессанса предполагает существенную реконструкцию нашего художественного и идеологического сознания. У Бахтина мы находим культурное объяснение малоизученной традиции народного юмора и форм смеха в различных сферах человеческого творчества. Пока египтяне строили пирамиды, а греки создавали театр, народная культура придумала карнавал. Карнавал и праздничный смех играют важнейшую роль в истории комического. Официальная средневековая культура характеризуется исключительно серьёзными тонами. Серьёзность считалась единственным способом выражения правды и вообще всего важного и ценного. Однако смех, по Бахтину, столь же универсален, как и серьёзность. Он несёт в себе историю общества и концепцию мира. В эпоху Ренессанса смех стал выражением нового, свободного, критического и исторического облика эпохи. Смех всегда противостоял страху. Ренессанс сформировал новую нравственность. Уже в средневековом комизме было предчувствие: грядёт победа над страхом. Через смех человек преодолевал страх. Однако в средние века преодолевался только внешний страх. Ренессанс, полагал Бахтин, преодолел и внутренний. Русскоязычному читателю хорошо знакома книга Александра Наумовича Лука О чувстве юмора и остроумии. По имеющимся сведениям, эта книга была кратким изложением его докторской диссертации. На протяжении многих лет практически ни одна работа отечественного исследователя, занимавшегося вопросами смешного, не обходилась без упоминания о его обстоятельной работе. Лук был первым автором советского периода, проделавшим работу по систематизации теорий смешного и высказавшим ряд самостоятельных глубоких суждений. Ему принадлежит и оригинальная классификация приёмов, вызывающих смех. Известны работы А. Дмитриева Социология юмора. Очерки, A. Архиповой Анекдот и его прототип: генезис текста и формирование жанра, Е. и А. Шмелевых Фоновые знания в русском анекдоте, находящееся в сети исследование М. Войнаровского. Литературно-эстетическими проблемами комического занимались Ю. Борев, Д. Николаев, В. Фролов, Б. Минчин, Я. Эльсберг, В.И. Карасик. Любителям меткого русского слова может быть рекомендовано объёмистое исследование Владимира Санникова Русская языковая шутка. От Пушкина до наших дней. Особое место в ней уделено исследованию каламбура. Работы Л. Карасёва появились в конце 80 – начале 90 прошлого столетия в ряде российских, французских и польских изданий. В них предлагалась новая концепция юмора и смеха. Основной её смысл состоит во взгляде на смех как на целостный культурно-исторический и онтологический феномен, раскрывающий свой смысл при сопоставлении его с окружающими его символами. А. Дмитриев считал, что концепцию Л. Карасёва можно назвать смысловой, так как в основе всех построений автора лежит гипотеза о смехе как о символическом целом, развивающемся по своим внутренним законам. Автор относит вопрос о возникновении чувства смешного к области, выходящей за границы того, что можно назвать собственно научным знанием. Мы ничего не можем сказать о происхождении смеха, подобно тому, как нам ничего достоверно и точно неизвестно о происхождении всех остальных компонентов, составляющих квинтэссенцию человеческой деятельности и чувственности – языка, мышления, ритуала, мифа и т.д. Именно поэтому проблема происхождения смеха не может рассматриваться отдельно, изолированно. Да и сам смех возникает одновременно с языком и мышлением. Что же касается динамики этого процесса, то Л. Карасев придерживается точки зрения, согласно которой смех появляется сразу, мгновенно вместе со всеми остальными важнейшими элементами человеческой культуры. Смех возникает как единое целое, как сложившееся качество и уж затем – как целое – начинает развиваться, обогащаться и т.д. Согласно Карасёву, все видимое многообразие различных проявлений юмора и смеха принципиально сводимо к двум основным типам. Первый тип смеха связан с ситуациями, когда человек выражает свою радость, телесное ликование, телесный или витальный энтузиазм. Этот тип Карасёв называет смехом тела и относит к разряду состояний, которые характерны не только для человека: нечто похожее можно увидеть и у животных, которым также знакомы радость игры и физическое удовольствие. Второй тип связан с собственно комической оценкой действительности. Этот вид смеха может включать в себя и элементы только что названного типа, однако его сущность в том, что он представляет собой соединение эмоции и рефлексии. Этот тип получил у него наименование смеха ума. Если первый тип – смех тела – по преимуществу относится к низу человеческой чувственности, то второй – смех ума – к её верху. Это область рефлексии, парадоксальной оценки, сфера проявления остроумия. — Упрощая дело, – замечает Л.Карасев, – можно сказать, что смеха два, а плач один.
Смех ума – это тот самый смех, который имел в виду Аристотель, когда писал о способности смеяться как о специфической черте человека, отличающей его от животного. Пожалуй, этими работами русскоязычная, равно, как и переведённая на русский язык часть исследований, ограничивается. Англоязычная литература несравненно более многочисленна и автор должен признаться, что сумел ознакомиться со значительной, если не с большей частью этой сокровищницы мысли по обзорным работам других авторов. Смех представляет собой гораздо более доступный предмет для изучения, чем предметы, изучаемые другими, в частности, естественными науками. Он всегда с нами, всегда доступен и не стоит ни копейки. Тем не менее, практические исследования смешного начались чуть более 100 лет назад. Исследованиями вопроса начали заниматься не только философы, но и социологи, психологи, лингвисты и профессиональные комедианты: писатели, артисты, журналисты. | А.В Перцев. Публикации Детской Академии — Веселой Научной Вракинарод детей бегает быстро, суровые папы скоро отстали, потому что у них без ремней стали спадать брюки. Им пришлось осесть на Севере. А добрые папы, преследуя детей, достигли теплых краев и поселились там, на Юге, у моря.
Народ диких мам был не только очень велик ростом, но и очень умен. В этом легко убедиться даже сейчас: ведь все учителя в вашей школе — это мамы. Папы сильно уступают им в учености — чаще всего они могут быть только учителями физкультуры. И только в очень редких случаях папы научаются преподавать самые простые науки — физику и ОБЖ. Правда, некоторые папы тоже пытались быть учеными и создали себе институты и университеты, куда не пускали особенно мам. Но теперь они получают там в два раза меньше денег, чем мамы в своих школах. Значит, научно доказано: мамы в среднем в два раза умнее пап. О военных парадах у загадочных народов мам и пап Сикстильон лет назад народ мам спустился с небес, чтобы исполнить благородную миссию — исправить народ диких пап. Дело в том, что у каждого папы есть очень большие недостатки, и он, папа, очень страдает от них, хотя и не подозревает об этом.
Мамы сразу же заметили самый опасный недостаток: все папы очень любят одеваться одинаково. Почему же он опасный? Вы, ученые мальчики и девочки, уже, наверное, заметили, что один папа, одетый в маечку и трусики, тих и безобиден. Обычно он спит и не любит, когда вы ему предлагаете побегать и поиграть. Но стоит привести к нему еще десять пап, одетых в такие же маечки и трусики, как они все начнут страшно горячиться, захотят тут же выбежать на лужок и победить всех, всех, всех. Если же они встретят на лужке одиннадцать пап в маечках и трусиках другого цвета, то немедленно начинают гоняться за ними, толкаться и ставить подножки, пиная друг в друга мячом. Посмотреть на это сходится огромное количество пап со всего города, которые тоже начинают страшно возбуждаться и грозно кричать. Представляете себе, что будет, если и этих пап одеть в трусики и маечки двух различных цветов? Они уже не поместятся на лужке, а потому сразу начнут гоняться друг за другом по всему городу. А уж если всех, всех, всех пап одеть одинаково, то они непременно отправятся в какой-нибудь военный поход.
Вот почему мамы, которые не любят футбола и военных походов, решили не давать папам одеваться одинаково. Они сразу сели за швейные машинки и стали шить самую разную одежду. Вначале они хотели надеть ее на пап, но постепенно решили, что сперва примерят ее сами, и увлеклись. Тем временем папы, увидев, что им грозит, убежали в лес и дали там на священной лужайке страшную клятву: Всегда-всегда будем одеваться только одинаково, чтобы не превратиться в мам!
Тогда мамы решили отправить отряды для поимки пап, спрятавшихся в лесу. В эти отряды были посланы мамы, наиболее страшные для пап — такие, что папы сразу задрожали бы при их виде. Самый страшный зверь в лесу, как вы знаете, — это филин, у которого большие глаза. Охотничьи мамы нарисовали себе такие же, а под ними — огромный рот красного цвета, ногти же на руках отрастили длинные, хорошенько отточили их и тоже накрасили в красный цвет.
Конечно же, вы, ученые мальчики и девочки, не раз видели по телевизору ужасное зрелище, которое называется демонстрация мод. Папы очень не любят его смотреть и от страха сразу уходят, потому что на самом деле — это парад вернувшегося из лесу очередного отряда охотничьих мам. Двухметрового роста, с огромными глазами и красными хищными ртами, они идут строем и время от времени поворачиваются кругом, как бы высматривая разбежавшихся по лесу пап. За собой они ведут скудную добычу — двух-трех пап, уже переодетых по своему вкусу. Но это еще не все! В конце парада охотничьи мамы, выстроившись в ряд, показывают всем свой главный трофей — старичка, который так испугался, когда его поймали, что от страха пообещал не только сам не одеваться, как остальные, но и регулярно придумывать целый журнал разных мод и для пап, и для мам. Вот! — ликуют все мамы, — одного нам уже удалось исправить!
Но радуются они рано. Ведь самых сильных и молодых пап поймать не удалось, потому что они построили в лесу вокруг своего священного лужка забор и не пустили охотничьих мам за ворота. Потом они покрыли свой лужок для красоты асфальтом, а вокруг повесили картинки, как должны быть одеты все папы, как они должны одинаково ходить, поднимать руку и ногу. Судя по этим картинкам, все, все , все папы должны быть одеты только в зеленую одежду, а также фуражки и пилотки — чтобы было легче скрываться от мам в лесу.
Время от времени все молодые и сильные папы собираются на своем священном лужке, покрытом для красоты асфальтом, и проверяют, все ли среди них выполняют Великую Клятву. Они придирчиво осматривают друг на друга — одинаково ли все одеты. Кто одет одинаково, того ненадолго отпускают в город — подразнить охотничьих мам с большими глазами и красными губами. Остальных наказывают, в знак презрения отправляя заниматься всякими мамскими делами — чистить картошку на кухне, мыть посуду и пол.
Но главную свою дразнилку лесные папы устраивают для мам раз в год. Они подговариваются, собираются все, все, все и , грозно вооружившись, выходят на главную улицу города, громко дудя в трубы и стуча в барабаны. Вот, смотрите! — думают папы при этом. — Мы вовсе не боимся всяких там охотничьих мам! Пусть только появятся!
А чтобы было обиднее, впереди своего оркестра лесные папы в зеленом несут большую жердь с приделанным к ней конским хвостом. Это у них чучело двухметровой охотничьей мамы.
Охотничьи мамы, конечно, видят все это. Они давно поймали бы расхрабрившихся лесных пап, которые обычно даже в баню из леса ходят, только собравшись помногу. Они, разумеется, ничуть не боятся и всякого оружия лесных пап и давно исправили бы их всех, если бы не отвлекались. А отвлекаются охотничьи мамы потому, что все время смотрят друг на друга: не оделись ли они одинаково, как папы? Это для них — самое страшное. Еще, чего доброго, придется играть в футбол, если случится такой позор! — думают мамы, забывают о неисправленных папах и отправляются в магазин одежды, чтобы хорошенько подготовиться ко всяким неожиданностям.
Эта книга о поступлении в вуз абсолютно уникальна, потому что она впервые написана не для абитуриентов, а для их родителей.
Ее автор — руководитель Института профориентации и регионального образования Уральского государственного университета, профессор Перцев А.В. На протяжении нескольких лет он работал со старшеклассниками и их родителями по специальным программам, позволяющим не прибегать к репетиторству при подготовке к поступлению в вуз. А.В. Перцев — учитель высшей категории с десятилетним стажем, чем могут похвастать очень немногие университетские профессора в России.
Все, что написано в этой книге, является результатом многолетнего опыта, а также применением на практике наиболее интересных результатов коучинга.
Если ваши дети поступают в вуз, эта книга окажется для вас просто неоценимой. Она поможет вам справиться со своим стрессом.
Вы не только получите необходимую информацию для того, чтобы сориентироваться в ситуации и овладеть ею. Главы книги можно будет обсуждать со своим сыном и дочерью. Вы вместе сможете выбрать будущую профессию, продумать индивидуальную траекторию подготовки, рационально распределить силы, потратить оставшееся до поступления время с максимальной пользой. Словом, эта книга позволит вам перестать беспокоиться и начать подготовку к поступлению.
Десять лет я работаю деканом. и каждую весну на протяжении всех этих десяти лет происходит одно и то же: ко мне приходят встревоженные родители.
Лишь очень немногие из них действуют простым и естественным образом: узнают в приемной комиссии университета мой рабочий телефон, звонят и договариваются о встрече, чтобы получить консультацию.
Каждый из деканов искренне заинтересован в том, чтобы о его факультете знало как можно большее количество людей. Вузы тратят немалые средства на то, чтобы разместить информацию о своей деятельности, о новых специальностях и специализациях в газетах, на радио и на телевидении. Поэтому, казалось бы, каждый из родителей должен быть уверен: декан примет его приветливо и с удовольствием.
Тем не менее, большинство родителей предпочитает очень сложный и затейливый путь. Вначале мне звонят их знакомые и даже знакомые знакомых. Иногда ими оказываются люди, которые когда-то ходили со мной в детский сад, учились со мной в одной школе, на худой конец — в одной студенческой группе.
Я очень люблю это время — на меня накатывают приятные воспоминания, вызванные давно забытыми голосами. Мы долго говорим о том, как сложилась наша судьба, как чувствуют себя общие знакомые, кто из наших однокашников где работает нынче, какова вообще погода и виды на нынешний урожай.
Затем мои давние знакомцы переходят к делу. Им стало известно, что существует совершенно особенный ребенок мужского или женского пола, который обладает разнообразными удивительными способностями. Его родители, естественно, находятся в полной растерянности. Они нуждаются в совете: что делать с этим ребенком дальше, поскольку он именно в этом году заканчивает школу.
Хорошо. Я готов поговорить с родителями. И вот через несколько дней один из них появляется у меня в кабинете.
Истории, которые я слышу, похожи как две капли воды. Я работаю с утра и до ночи. Такие ныне времена. Поговорить с сыном (с дочерью) просто некогда. Надо что-то решать с поступлением – конечно же, нам, родителям. Разве можно доверить такое серьезное дело ребенку?
|
Дорогой Редакции
, where α and q are parameters.
.
