Кто из нас, поедая ароматную мякоть киви, задумывается о том, откуда оно взялось и как попало к нам на стол? Наверное, немногие, потому что рыться по энциклопедиям – занятие, не слишком-то способствующее хорошему аппетиту.
     А было все так…
     В начале двадцатого века, сильный шторм принес к изумрудным берегам Новой Зеландии двух карликовых пингвинов. Волны выбросили перепуганных птиц на берег. Спасаясь от разгула стихии, они бежали прочь от моря. Шторм скоро закончился, выглянуло жаркое солнце. Бедняги, непривычные к подобным условиям, нашли укрытие в густой ботве цветущего картофельного поля.
     Пингвины были разного пола и под сенью мохнатых картофельных листиков, самец начал любовную игру с самкой, которая скоро капитулировала перед его обаянием. Птицы предались любви, и кульминация акта оказалась столь сильна, что оказались забрызганы близлежащие кустики картофеля.
     Семя попало на пестики цветков. Оказалось, что сперма карликового пингвина, прекрасно может оплодотворить картофель. Почему это произошло, официальная биология до сих пор толком не объяснила. Хотя есть некоторые подозрения, что пингвин и картофель генетически совместимы.
     Птицы ушли с поля ночью, и, по всей видимости, вскоре погибли где-то на острове. А вот картофель, оплодотворенный пингвиньим семенем, дал очень необычные плоды. Это были небольшие птички черного цвета с зеленым отливом. Некоторое время они росли на кусте, питаясь через плодоножку. Потом оторвались, и начали вести автономное существование.
     Картофельные пингвины были неприхотливыми с точки зрения питания и малозаметными. Их главными врагами, стали травоядные животные, полагавшие, что эти верткие птички – растения. А вот хищники по той же причине, не обращали на картофельных пингвинов никакого внимания.
     Картофельные пингвины и стали родоначальниками киви. В течение нескольких десятилетий они скрестились с местными нелетающими птицами. Это привело к уменьшению размера особи до приблизительно десяти сантиметров в диаметре, а также – к перемене цвета на коричневато-зеленый. Перьевой покров тоже изменился – теперь он напоминал короткую жесткую шерсть.
     Одной из интереснейших черт карликового киви, является его способ размножения. Ввиду того, что плоды картофеля – суть ягоды, яйца киви после спаривания зарождаются в организме, как многочисленные своеобразные опухоли. Мы с вами, можем их видеть, когда разрезаем киви. Это то, что по ошибке принимается за семена. Если киви не убить, то яйца разрастаются, давят изнутри, и в один прекрасный момент, птица лопается, разбрасывая их в радиусе нескольких метров. Примерно через три дня, вылупляются птенцы.
     Самое любопытное, что если попытаться вырастить яйцо убитого и вымоченного киви, из него проклюнутся вполне обыкновенные ростки. Все-таки, очень много есть в организме этих птиц от пращуров-растений.
     Промыслом киви съедобных, впервые занялись в тридцатые годы. Оказалось, что если поймать такую птицу, отрезать ей ноги, голову, хвостик и рудименты крыльев, а потом выдержать в воде три недели, у нее полностью растворятся кости, мясо приобретет зеленый цвет, очень приятный кисло-сладкий вкус, аромат, напоминающий крыжовник, и будет пригодно в пищу сырым.
     Экспорт съедобных киви, стал одной из важнейших статей дохода Новой Зеландии. Птичек равно охотно покупали для своего стола и простые люди, и толстосумы с многомиллионным доходом. Проблемы появились только с возникновением организации Гринпис, возмутившейся жестоким обращением с птицами. Избегая гнева общественного мнения, новозеландские киви-фермы перешли на нелегальный режим, а птиц стали вывозить под видом фруктов. Более того, для маскировки истинного способа производства деликатеса, из Китая завезли актинарию – растение, чьи плоды очень напоминали киви, но были значительно меньше размером. Новозеландцы объявили, что они вывели культурную разновидность актинарии, и отныне торговле птицами не мешало ничего.
     Вот такая история у экзотического, но совсем привычного киви.

     Дело было не то в Европии, не то в Америции, а не то в Индии. Собрались однажды мы с Берклием и Бором на его фермий. Сидели, икалий. Тут нам Бор и скандий:

     Закриптонили мы:

     Все радий: ну какой Бор технеций, одно слово – титан.
     Но тут Берклий нам скандий:

     Бор ему:

     — и мне подмарганец. Берклий жмется:

     Бор ему:

     Но я знаю, что у него полный карбон рубидиев, и как самый актиний у него иттербий:

     А Берклий свое:

     С большим трудом палладий.

     А Берклий радон как торий. Сидим мы, кюрий, ждем Бора. Прошел церий час, уже половина осьмия. Вдруг слышим:

     Я говорю:

     Гадолиний мы, гадолиний, кто бы это мог быть. А Берклий тем временем в углу с Галлий, рука на таллий, что-то ей про Франций залитий, старый плутоний. А она ему на шее висмут.
     Тут опять слышим:

     Выходим мы и видим – бежит Бор, а за ним – соседский кобальт Аргон и гафний на него. Догнал он бора и уксус его за мышьяк, где наши рубидии лежали. Но наш Бор парень – железо, не уступает:

     Тут Бор совсем лютеций стал. Руками машет, орет:

     Смотрим, а наши рубидии уже у кобальта во ртути. Я к нему:

     А Берклий станнум на колени, подполз к Аргону, да как заорет:

     Ну и цирконий! Тут Аргон наши рубидии проглотил и бегом с фермий. Мы к Бору:

     А он:

     Плюмбум мы на него и ушли. Чтобы мы еще когда с Бором натрий соображали – никель!