От редакции

Оксана Тимофеева

УДК 303.022

Дисклеймер

Oh I believe in miracles
Oh I believe in a better world for me and you. — Ramones

В 1990-х, сразу после распада СССР, российская желтая пресса взорвалась целой серией разоблачений вождей социалистического прошлого. Особенно досталось Ленину: как основатель государства, он стал излюбленной мишенью для любого рода нападок. Историки и журналисты наперегонки обнародовали неизвестные, странные или неприятные факты ленинской биографии. Этот жанр до сих пор существует, и, кажется, он даже не сменяет, а по-своему продолжает уже имеющуюся и доставшуюся нам в наследство от советских времен традицию, просто переворачивая ее: каждый, кто, как я, родился и рос в СССР, все еще помнит рассказы о жизни Ленина. Среди них истории

Охота Ленина на лису

✓о Ленине, обманувшем царских жандармов, которые пришли к нему в дом на обыск;
   ✓о том, как Ленин писал тайные послания товарищам из тюрьмы, используя молоко в качестве чернил, а хлеб в качестве чернильницы;
   ✓о том, как Ленин встретил однажды печника, который, не признав в нем руководителя государства и приняв за случайного прохожего, нагрубил, а позже Ленин пригласил его в дом чинить печь и гостеприимно напоил чаем [1];
   ✓о встрече Ленина с лисой в зимнем лесу.

Ленин с кошкой. Maria Ulyanova/Sputnik

В этих советских рассказах сказках вождь всегда изображался хорошим и добрым, в то время как в постсоветских разоблачительных текстах он выступает, скорее, в качестве отрицательного или двусмысленного персонажа. В одной из сравнительно недавних публикаций такого рода утверждается, что предки Ленина — из Западной Европы, а точнее из Германии, и высказывается предположение, что некто из этого рода — вероятно, прапрабабушка Ленина — была осуждена инквизицией и сожжена на костре за использование черной магии и колдовства [2].

Учитывая, как много людей было уничтожено по такому же приговору в XV — XVII веках, эта история вполне могла бы оказаться правдой. Моя цель, однако, совсем не в том, чтобы восстановить историческую справедливость и узнать, был ли Ленин и в самом деле потомком этой загадочной женщины. Меня просто интригует сама идея, что вождь революционного пролетариата мог бы быть потомственной ведьмой, колдуном или магом: сверхспособности, которыми, как я, будучи советским ребенком, думала, он обладал, могли бы быть буквально унаследованы от жертвы крупнейшего геноцида, осуществленного под знаменами христианства на заре капиталистической эпохи.

Перед нами не случайное совпадение. В книге Калибан и ведьма: женщины, тело и первоначальное накопление Сильвия Федеричи рисует убедительную картину рождения капитализма из духа инквизиции. Фигура ведьмы представлена здесь как воплощение мира женских субъектов, которых капитализм должен был уничтожить: еретичка, целительница, непослушная жена, женщина, осмелившаяся жить одна, женщина-обеа, колдунья вуду, отравившая еду хозяина и поднимающая рабов на восстание [3]. За охотой на ведьм, как показывает Федеричи, стоят объединенные усилия церкви и государства, направленные на то, чтобы запустить механизмы гендерного контроля над телами, имманентно сопротивляющимися новым режимам производства и воспроизводства.

— пишет Спиноза в Этике в 1677. Однако из всех этих неизведанных способностей для зарождающейся в это время капиталистической системы важна только одна: способность работать. По мысли Федеричи, в процессе перехода от феодализма к капитализму тело трансформируется из множественных сил в одну исчислимую и контролируемую рабочую силу. Такая трансформация требует отказа от концепции тела как вместилища магических сил, которая еще сохранялась в средневековье, когда границы между христианством, магией и остатками язычества были не такими четкими. Докапиталистические тела находились в разнообразных связях с природой и звездами: Молот ведьм появился в 1487 для того, чтобы эти связи обрубить. Как пишет Федеричи [4],

Смерть тела означала отсекание всех магических возможностей, которые не вписывались в сценарии капиталистического развития. Век разума изгоняет магию, квир, женское, анимизм и прочие альтернативные стили жизни, точно также как, если вспомнить анализ Фуко, она подвергает исключению безумие [5].

Фуко показал, как против безумия, как и против других криминализированных в это время форм безработной жизни, были предприняты определенные полицейские меры. Федеричи продолжает эту линию генеалогии власти, усиливая ее элементами марксистской и феминистской традиций: как и безумцы классической эпохи, ведьмы не работают, но занимаются альтернативными видами деятельности — и это их главное преступление против зарождающегося буржуазного порядка [6]:

В капиталистической картине мира мы всегда знаем, к чему способно тело: оно способно трудиться, и только таким образом могут быть удовлетворены его потребности. Сегодня нам это близко как никогда: тело — это машина, из которой нужно выжать как можно больше; по дороге из офиса в тренажерный зал мы слышим шум нашего двигателя внутреннего сгорания:

Даже секс — это труд, направленный на полезную разрядку.

— писал Поль Лафарг [7].

Однако жизнь тела не всегда была встроена в эти рамки. Было время, когда тело понималось как место пересечения космических сил и часть природного целого, в котором все связано со всем [8].

Чудо могло нарушать законы природы, но не нарушало цельности магического бытия и мышления. В какой-то момент это становится невозможным. Меняется не только экономическая система, но, как утверждает Федерико Кампанья в книге Техника и магия, сама композиция мира и параметры существования, которые соотносятся с некоторыми метафизическими предпосылками [9]:

Кампанья различает две системы реальности или космогонические силы — технику и магию. В свете этой теории можно сказать, что эпоха разума, или капитализм, который, по мысли Федеричи, начинается с охоты на ведьм и уничтожения инаковости, определяется метафизическими параметрами техники. При таких настройках чудеса технически невозможны, — зато они возможны в другой системе реальности, первый конститутивный принцип которой — наличие неописуемого измерения бытия [10],

Магия может предложить, по мысли Кампаньи, своеобразную терапию патологий нашего существования в реальности техники, — или, если использовать термин Суаре-Вилла, технокапитализма [11] — таких как утрата будущего или общее чувство неспособности индивидов стать частью какого-то фундаментального эмансипационного проекта, который развернул бы историю в лучшую сторону. Терапевтическая прививка магии предлагается как ключ к двери, которая нам, людям техники, казалась закрытой навсегда.