 К. Глинка
1. История вопросаВо второй половине XIX века Герберт Спенсер вновь обратился к структуре ситуаций, вызывающих смех. По Спенсеру, смех может быть вызван различными чувствами, не всегда приятными. Сильные эмоциональные встряски приводят к накоплению избытка нервной энергии. Волна энергии ищет выхода и в первую очередь освобождается через те мышцы, которые из-за малой массы обладают малой инертностью: мышцы рта, мимические мышцы, речевой аппарат, дыхательную мускулатуру. Если этих каналов оказывается недостаточно для разрядки нервной энергии, то используются и другие двигательные каналы, и всё тело начинает подергиваться в судорогах. Таков механизм смеха, вызываемого простыми чувствами. Смех при восприятии комического Спенсер объясняет по-другому. Комическое непременно означает какую-то несовместимость, но эта несовместимость должна носить нисходящий характер. Иными словами, в комической ситуации мы ждем чего-то большого, а обнаруживаем маленькое. Это и есть нисходящая несовместимость. В противном случае, если вместо ожидаемого маленького обнаруживается неожиданно большое, то возникает чувство удивления от восходящей несовместимости. Артур Шопенгауэр развил эту идею в так называемую теорию абсурда. По Шопенгауэру смех возникает из распознавания несоответствия между физическим ожиданием и абстрактным представлением некоторых вещей, людей или действий, концепция, восходящая к Аристотелю. Успех в распознавании абсурда, осознание несовпадения между понятием и реальным объектом есть, по Шопенгауэру, причина смеха. Идея эта, как мы увидим, весьма близка к предлагаемой в настоящем исследовании концепции, но не способна объяснить главное: почему абсурд не всегда смешон, что отличает смешной абсурд от несмешного. Хотя Шопенгауэр претендовал на окончательное решение проблемы остроумного и глупого, его трактовка, как и объяснение явления смешного, данное в одном абзаце работы Мир как воля и представление, оставляет много неясного. Зигмунд Фрейд и его последователи внесли значительный вклад в рассмотрение смешного. В работе Остроумие и его отношение к бессознательному Фрейд, изучив большинство доступных ему тогда работ о смехе, дал психологическую оценку остроумия. Он пришёл к следующему выводу: Удовольствие от остроты вытекает для нас из экономии затраты энергии на упразднение задержки, удовольствие от комизма – из экономии затраты энергии на работу представления, а удовольствие от юмора – из экономии аффективной затраты энергии.
Не будем заниматься разбором работы Фрейда, так как критиков у него хватало и без нас. Фрейд всегда страдал от упрощённой оценки его работ. По Фрейду …юмор является средством получения удовольствия, несмотря на препятствующие ему мучительные аффекты. Он подавляет развитие аффекта, занимает его место. Условие для его возникновения дано тогда, когда имеется ситуация, в которой мы сообразно с нашими привычками должны были бы пережить мучительный аффект, и когда мы поддаемся влиянию мотивов, говорящих за подавление этого аффекта. Следовательно, человек, которому причинён ущерб, может получить юмористическое удовольствие в то время, как человек непричастный смеётся от комического удовольствия. Удовольствие от юмора возникает в этих случаях – мы не можем сказать иначе – ценою этого неосуществившегося развития аффекта; оно вытекает из экономии аффективной затраты.
Идеи Фрейда нашли последователей. Д. Флагел в словаре по социальной психологии сместил акцент на значимость культурных традиций и положение социальных групп. Освобождение энергии, связанное с юмором и смехом, связано с разрушением социальных запретов. Примерно такую же точку зрения высказал и Maryse Choisy, считая смех защитной реакцией против страха запрета. Человек, по его мнению, при помощи смеха преодолевает страх перед отцом, матерью, властями, сексуальностью, агрессией и так далее. Смех, таким образом, приравнивается по своему социальному значению к искусству, неврозам, алкоголизму. Е. Крис полагал комизм не просто средством освобождения энергии, но также возвращением к детскому опыту. D. Levine а затем и R. Coser распространили этот тезис на социальное поведение в целом, утверждая, что юмор и смех всегда содержат некую агрессивность, независимо от того, направлены ли они на определенный объект или нет. В противовес им М. Истмен полагал, что существует такой раздел юмора, как бессмысленные шутки. Да и народный юмор, по его мнению, не совсем вписывается в агрессивный подтекст. Так называемый детский анекдот, по Истмену, вообще отвергает тезис об агрессивности юмора. Он полагал, что юмор, помимо сексуальной и агрессивных причин, может являться простым желанием человека уйти от неприятной ему реальности. Ludovici вслед за Платоном нашёл нечто зловещее в природе юмора. Во всём Новом Завете, – писал он, – нет ни единой шутки, …смех в Библии почти всегда выражает презрение, но не веселье.
Наиболее последовательным приверженцем идеи агрессивной природы юмора был Albert Rapp. Анри Бергсон в трактате Смех: Эссе о значимости комичного внёс существенный вклад в рассмотрение социальной сущности смешного. В отличие от Платона Бергсон определяет главную функцию смеха как исправление общества. По Бергсону смех теряет своё значение вне социальной группы. Этот взгляд поддерживается почти всеми современными исследователями. Бергсон добавляет, что смешное связано либо с человеческим, либо с чем-то, относящимся или могущим быть отнесённым к человеку. Пейзаж, – пишет Бергсон, повторяя высказанную ранее мысль Н.Г. Чернышевского, – может быть красив, привлекателен, великолепен, невзрачен или отвратителен; но он никогда не будет смешным.
Бергсон утверждает, что смешно не бывает одинокому.
Бергсон отталкивался от определения Теофиля Готье, который назвал комизм логикой нелепости. Он пришёл к выводу, что многие теории смеха сходятся на подобной же мысли. Всякий комический эффект должен заключать в себе противоречие в каком-нибудь отношении. Нас заставляет смеяться нелепость, воплощённая в конкретную форму, «видимая нелепость», или кажущаяся нелепость, сначала допущенная, но тотчас же потом исправленная, или, наконец, то, что нелепо с одной стороны, но естественно объяснимо – с другой, и т.д.
Бергсон считал, что несмотря на то, что все эти теории заключают, несомненно, известную долю истины; но, прежде всего, они применимы только к некоторым, довольно грубым комическим эффектам, и даже в тех случаях, когда они применимы, они …упускают из виду самый характерный элемент смешного, именно совершенно особый род нелепости, который комическое содержит, когда оно вообще содержит в себе нелепость. Достаточно взять одно из этих определений и составить комические эффекты по его формуле: чаще всего комический эффект не будет заключать в себе ничего смешного. Нелепость, встречаемая иногда в комическом, не есть любая нелепость. Это нелепость вполне определённая. Она не создаёт комическое, она, скорее, происходит от него. Она есть не причина, а следствие – следствие совершенно специальное, в котором отражается специальная природа вызвавшей его причины. Мы знаем эту причину. Нам не будет, следовательно, трудно теперь понять и следствие.
Но, несмотря на отсутствие трудностей, действительной причины ни Бергсон, ни последующие исследователи так и не назвали. Они приблизили нас к разрешению загадки, но не нашли его. Robert R. Provine, автор книги Laughter. A scientific investigation провёл экспериментальное исследование положений Бергсона о социальной природе юмора. Он предложил 72-м студентам вести дневник смеха, то есть, фиксировать случаи, когда они смеются, и отмечать, смеялись ли подопытные в компании или пребывая в одиночестве. Оказалось, что студенты смеялись чаще, когда они находились в обществе. Намного чаще, примерно в 30 раз. Provine, вслед за Бергсоном, приходит к выводу, что смех в одиночестве, без аудитории, практически не существует. Венгерский мыслитель Артур Кёстлер в Акте творчества и Джон Морреал оспаривали взгляды Бергсона о социальной роли смешного: если я обнаружил кегельный шар в холодильнике, эта нелепая ситуация может показаться мне смешной, хотя я и не рассматриваю этот шар как личность.
| Из Геннадия Аминова
Как обнаружить умных людейнепонятно, то ли эта фраза подтверждает поговорку, то ли опровергает… А тут, как назло, и светофор обычно срабатывает, приходится отскакивать. Словом, не удается совместно приступить к поискам истины, сопоставить интеллекты – увиливают они.Но мы и тут не отчаиваемся. Ведь есть же Интернет! Всемирная куча мозгов! Уж среди этих-то миллиардов не может не найтись хоть проблеска сознания. Заходишь на какой-нибудь сайт, где виртуалы горазды потрещать о вселенском, регистрируешься и задаешь критерии отбора собеседников, типа таких: На лошков не заморачиваюсь; высокогламурный образ мышления; прежде чем осмелиться мне писать, сверьте орфографию со словарем, посмотрите в зеркало – если умище не выпирает за пределы зеркала, даже не пытайтесь равняться. От вас: осознание и восторженное принятие найденной мной универсальной формулы идеального всего, поклонение, воспевание. От меня: откровения, с легкой усмешкой. Жду вас, избранные!
предпочитают в дискуссии не вступать, отделываются буквально одной фразой, рубленной такой, хорошо наработанной. И непонятно, то ли эта фраза подтверждает поговорку, то ли опровергает… А тут, как назло, и светофор обычно срабатывает, приходится отскакивать. Словом, не удается совместно приступить к поискам истины, сопоставить интеллекты – увиливают они. Но мы и тут не отчаиваемся. Ведь есть же Интернет! Всемирная куча мозгов! Уж среди этих-то миллиардов не может не найтись хоть проблеска сознания. Заходишь на какой-нибудь сайт, где виртуалы горазды потрещать о вселенском, регистрируешься и задаешь критерии отбора собеседников, типа таких:Сами понимаете, это безвариантный фильтр от всякого рода неумных.  Правда, они все равно будут писать вам, даже в основном именно они и будут. Но вы написанное этими недостойными не читайте, ничего дельного они не напишут. Так, злопыхания, от зависти. Ищите среди этих плюющихся плевел зерна. Они обязательно где-то есть, их не может не быть. Не одни же мы с вами такие умные на этой планете! Обнаружим же друг друга!
А.В. Перцев. Публикации Детской Академии — Веселой Научной Враки В том, что мы открываем на своих страницах Детскую академию веселой научной враки, нет ничего не обычного — академии сегодня открывают все, кому не лень. Но мы открываем детскую академию, потому что убеждены — наукой должны заниматься дети. Они — самые ученые, потому что не любят читать книжки, зато любят смотреть телевизор. Это доказывает, что дети и так уже знают все науки. А взрослые только и делают, что читают, потому что не знают ничего. Кто читает больше всех, и есть абсолютный незнайка.
Это недавно доказали журналисты в газетах. Оказалось, что все прежние, то есть взрослые науки, были неправильными и вредными. Ведь ничего из того, что предсказывали ученые-обществоведы, в нашем обществе так не произошло. Физики тоже хороши — оказывается, они придумали атомную бомбу и взрывают атомные станции. Химики в ответ отравили рыбу в речках и проделали в небе озоновую дырку. Выходит, вся взрослая наука — сплошная врака, только скучная. А мы хотим сделать академию веселой научной враки — пусть она будет хоть веселая! Сегодня мы познакомим читателя на первом занятии с докладом по гендерной географии под названием. Описание жизни народов диких пап и мам Никто из взрослых, даже — самые ученые, не знает, откуда на самом деле взялись на свете папы, мамы, мальчики и девочки. Убедиться в этом — легко. Надо только строго спросить папу и маму: Они наверняка смутятся и ответят каждый по-разному, потому что не знают правильного ответа. Некоторые из них думают, что мамы произошли из девочек, а папы — из мальчиков. Это большая ошибка. Во-первых, никто никогда не видел, как из мальчика появляется папа, а из девочки — мама. Во-вторых, если бы папы появлялись из мальчиков, они бы знали, кто такие автоботы-трансформеры и плейстэйшны. Ведь каждый мальчик, если, разумеется, он уважает себя, это знает. А папа — нет. Точно также мамы, в отличие от девочек, не знают, кто такие Микеланджело и Бетховен. Если бы они происходили из девочек, им было бы известно, что Микеланджело — это черепашка-ниндзя, а Бетховен — большая собака. Еще одно доказательство того, что мамы происходят не из девочек — то, что они любят совсем разные игры. Так, девочки очень любят играть в кухню, зато совсем не любят играть в машинки. Мамы, наоборот, все время жалуются, что они на кухне — с утра до вечера. Зато каждая из них очень любит выйти на дорогу и останавливать машинки. чтобы потом с довольным видом уехать на одной из них. В машинки любят играть мальчики, но папы, наоборот, все время ругаются, что им приходится то и дело разбирать свою машину. Зато папы очень любят картинки на которых изображены большие живые Барби. — Настоящие куколки! — говорят они с удовольствием глядя на них.
Но это не значит еще, что мамы произошли из мальчиков, а папы — из девочек. На самом деле все было иначе. Как оно было на самом деле Давным давно, сикстильон лет тому назад, папы и мамы жили в разных местах. Это были совсем разные народы. Сегодня еще некоторые мамы с горечью называют себя домашними хозяйками, и тогда у них от тоски по былой воле появляются на глазах слезы. Это доказывает, что вначале мамы были дикими хозяйками, а затем их одомашнили. То же произошло и с папами — когда-то они были народом диких хозяев. Эти два народа — дикие мамы и дикие папы — жили совершенно раздельно. Даже сегодня до появления детей они водятся только с себе подобными. Народ пап любил рыбачить и смотреть футбол, народ мам — собирать ягоды и ходить на показы мод. Сегодняшние одомашненные мамы и папы порой с радостью вспоминают прежние привычки. Кто же их одомашнил? Мамы думают, что их одомашнили папы. Папы думают, что их одомашнили мамы. Но ошибаются и те и другие. Это сделали два великих и воинственных народа — народ мальчиков и народ девочек. Доказать это очень легко. Даже сейчас, пока не появляются дети, папы ходят и дружат отдельно, а мамы — отдельно. Но стоит появиться их властителю и повелителю — мальчику или девочке — как каждый из них выбирает себе немедленно одного папу и одну маму. Отныне они — его мама и папа на всю жизнь. Где именно жили народы диких пап и диких мам, могут узнать только пытливые и наблюдательные ученые мальчики и девочки. Надо только быть внимательными и уметь подмечать то, что видишь. Не подлежит сомнению, что народ диких мам раньше жил на небесах, а потом спустился на землю и поселился на островах с теплым течением вокруг них, но с постоянным холодным ветром. Однако — обо всем по порядку. Настоящие ученые должны все доказывать. Каждая мама и сегодня не отрицает, что она, в сущности, неземное создание, и очень любит, когда ее так называет папа. — Вот! — говорит ему тогда домашняя мама с удовольствием. — Наконец-то и ты понял правду! — говорят они с удовольствием глядя на них.
Когда мамы были дикими и жили на небесах, они были очень большими — гораздо больше пап. Любой папа свободно помещался у мамы под каблуком. Когда мамы спустились с неба на землю, они были так велики, что их голова терялась в облаках. Об этом нам сегодня напоминает ритуал свадьбы, который повторяет ту давнюю встречу народов диких пап и диких мам — еще до появления народов детей и одомашнивания. Мамы потому и бывают на свадьбе все в белом, как небесные существа, а голова у них прикрыта фатой, как облаком. Но потом мамы постепенно уменьшились, потому что им пришлось носить тяжелые сумки с продуктами.
Итак, первоначально народ диких мам, спустившись с небес, поселился на островах — каждая мама на своем собственном. Мамы очень любили ходить друг к другу в гости поболтать. Вода между островами была теплая, потому что в том месте проходило теплое течение, зато над водой постоянно дул холодный ветер. Потому мамам пришлось изобрести юбки. Во время прилива вода в море быстро поднималась, и юбку приходилось укорачивать. Во время отлива — наоборот. Именно потому современные домашние мамы столь часто переодеваются в разные наряды и покупают так много юбок самой разной длины. Этим же объясняется, почему каждая мама так долго собирается в гости или в театр. Она долго думает, что ей надеть. Еще бы! Это очень непростая задача! Ведь ей надо учесть скорость прилива, глубину моря, силу ветра, положение небесных светил и еще многое-многое другое — только тогда можно будет правильно выбрать юбку.
Папы этого никак не поймут, а потому сердятся, когда мамы долго собираются. Все дело в том, что сикстильон лет тому назад народ диких пап жил, в отличие от диких мам, на севере, и не на островах, а потому постоянно носил одни и те же брюки — до тех пор, пока в них не образовывались дырки и в брюки не проникал холодный северный ветер. Поэтому папы очень неприхотливы в одежде. Они хотят только, чтобы в ней не было дырок. То, что дикие папы жили когда — то на Севере, доказывает еще один неоспоримый географический факт. Дело в том, что там, на Севере, до сих пор живут самые суровые папы, а вот на Юге мы можем наблюдать только пап добрых, которые могут лишь безобидно поругаться. Объясняется такое расселение пап исторически. Дело в том, что сикстильон лет назад, когда дикие папы ловили на Севере свою любимую рыбу, мимо с криками проходили воинственные народы детей, и распугали всех карасей. Суровые папы погнались за детьми, выдернув из своих брюк ремни и вращая ими над головой, а добрые папы погнались, просто ругаясь и размахивая руками.  |
Дорогой Редакции
, where α and q are parameters.
.
