Веселая наука

Иконка: Аннотация Фридрих Ницше

Вторая книга

100. Учиться почитанию

И почитанию должны люди учиться, как и презрению. Каждый, идущий новыми путями и многих ведущий новыми путями, с удивлением обнаруживает, сколь нерасторопны и убоги эти многие в изъяснениях своей благодарности и сколь редко вообще может изъявляться благодарность. Словно бы всякий раз, когда она собирается заговорить, что-то застревает в горле, так что она лишь покашливает и, покашливая. Снова умолкает. Способ, которым мыслителю приходится прослеживать воздействие своих мыслей и их преобразующую и сотрясающую силу, граничит почти с комедией: подчас ему кажется, что те, кто подвергся его влиянию, чувствуют себя, в сущности, оскорбленными этим и способны обнаруживать свою оспариваемую, по их опасениям, самостоятельность лишь во всякого рода неучтивостях. Нужны целые поколения, чтобы придумать хотя бы вежливую конвенцию благодарности, и только гораздо позднее наступает момент, где даже в благодарность вносится некоторого рода ум и гениальность. Тогда здесь обыкновенно фигурирует и тот, кто является великим стяжателем благодарности не только за то, что он сам сделал хорошего, но главным образом за то, что постепенно скапливалось его предшественниками, как сокровище высшего и лучшего.
Иконка: К содержанию

101. Вольтер

Повсюду, где был какой-либо двор, задавал он тон изысканной речи, а вместе и норму стиля для всех пишущих. Но придворный язык есть язык царедворца, не имеющего никакой профессии и запрещающего самому себе в разговорах на научные темы все удобные технические выражения, поскольку они отдают профессией; оттого техническое выражение и все, что выдает специалиста, оказывается в странах придворной культуры неким пятном на стиле. Нынче, когда все дворы стали карикатурами вообще, достойно удивления, что сам Вольтер в этом пункте обнаруживает необыкновенную чопорность и педантичность, — мы все уже освобождены от придворного вкуса, в то время как Вольтер был его завершителем.
Иконка: К содержанию

102. Слово к филологам

Есть книги, столь значительные и царственные, что целые поколения ученых используются на то, чтобы их радениями книги эти сохранялись в чистом и понятном виде, — для постоянного упрочнения этой веры и существует филология. Она предполагает, что нет недостатка в тех редкостных людях, которые действительно умеют пользоваться столь значительными книгами: это, должно быть, те, которые сами пишут или смогли бы писать подобные книги. Я хочу сказать, что филология имеет предпосылкой благородную веру – в то, что ради некоторых немногих, которые всегда придут и которых нет налицо, должно заведомо справиться с громадным количеством мучительной, даже неопрятной работы: все это работа in usum Delphinorum.
Иконка: К содержанию

103. О немецкой музыке

Немецкая музыка нынче уже потому превосходит всякую другую европейскую музыку, что в ней одной получила выражение перемена, испытанная Европою вследствие революции: только немецкие музыканты знают толк в выражении волнующихся народных масс, в том чудовищном искусственном шуме, который даже не нуждается в том, чтобы быть слишком громким, — тогда как, например, итальянская опера знает лишь хоры прислуги или солдат, но не Народа. Сюда присоединяется и то, что во всей немецкой музыке слышится глубокая бюргерская ревность к знати, в особенности к esprit и elegance как к выражению придворного, рыцарского, старого, уверенного в самом себе общества. Это вовсе не та музыка, что музыка гетевского певца у врат, которая нравится и в зале, т.е. самому королю; вот уж где нельзя сказать:

   — С отвагой рыцари глядят, и взор склонили дамы.

Уже грация выступает не без припадка угрызений совести в немецкой музыке; лишь с появлением привлекательности, сельской сестры грации, начинает немец чувствовать себя вполне морально, — и с этого момента все больше и больше, вплоть до своей мечтательной, ученой, часто косолапой возвышенности, бетховенской возвышенности. Если хотят примыслить человека к этой музыке, что ж. пусть представят себе именно Бетховена, каким он предстает рядом с Гете хотя бы при ой встрече в Теплице: как полуварварство рядом с культурой, как народ рядом со знатью, как человек с хорошими задатками рядом с хорошим и более чем хорошим человеком, как фантазер рядом с художником, как нуждающийся в утешении рядом с утешенным, как враль и темная личность рядом со справедливым, как чудак и самоистязатель, как дурацки-упоенный, блаженно-несчастливый, прямодушно-невоздержанный, как чванливец и увалень – и, оптом, как необузданный человек: таким ощущал и описывал его сам Гете, Гете, этот немец-исключение, к которому еще не подыскана достойная музыка! – В конце концов подумайте еще о том, не следует ли признать это и теперь все еще распространяющееся среди немцев презрение к мелодии и захирение чувства мелодии за дурную демократическую привычку и следствие революции. Ведь мелодии присуща такая явная любовь к законности и такое отвращение ко всему становящемуся, неоформленному, произвольному, что она звучит каким-то отзвуком прежнего распорядка дел в Европе и как бы неким соблазном обратного к нему возвращения.
Иконка: К содержанию

104. О звучании немецкого языка

Известно, откуда происходит немецкий язык, который вот уже около двух-трех столетий является общенемецким литературным языком. Немцы с их почтительным отношением ко всему, что исходило от двора, старательно брали себе за образец канцелярщину во всем, чего только им ни приходилось писать, стало быть, в письмах, грамотах, завещаниях и т.д. Писать по-канцелярски значило писать по-придворному и по-правительственному – в этом было что-то благородное по сравнению с тем расхожим городским языком, на котором обычно говорили. Постепенно отсюда сделали выводы и стали говорить так, как писали, — это придавало больше благородства в словесных формах, в выборе слов и оборотов и, наконец, в самом звучании: говоря, подделывались под придворное звучание, и подделывание в конце концов стало природой. Возможно, подобного явления – преобладания литературного стиля над расхожею речью и всенародного кривлянья и важничанья как основы общего, а не только диалектального языка – нигде не наблюдалось в полной мере. Я думаю, звучание немецкого языка в Средние века и в особенности после Средневековья было глубоко крестьянским и вульгарным: оно несколько облагородилось в последние столетия, главным образом через то, что чувствовали себя принужденными столь усердно подражать французским, итальянским и испанским звучаниям, и именно со стороны немецкого дворянства, которое никак не могло довольствоваться родным языком. Но для Монтеня или даже Расина немецкий язык, несмотря на эту выучку, должен был звучать невыносимо пошло, и даже теперь, в устах путешественника, среди итальянской черни звучит он все еще весьма сыро, по-лесному, сипло, словно бы исходя из закоптелых комнат и нецивилизованных местностей. – И вот я замечаю, что нынче снова среди прежних поклонников канцелярщины распространяется аналогичное стремление к аристократичности звучания и что немцы начинают прилаживаться к совсем особенному звуковому очарованию, которое могло бы надолго стать настоящей угрозой для немецкого языка, — ибо тщетно стали бы искать в Европе более отвратительных звучаний. Нечто насмешливое, холодное, равнодушное, небрежное в голосе: это нынче звучит для немца благородно – и претензия на эту благородность слышится мне в голосах молодых чиновников, учителей, женщин, торговцев; даже маленькие девочки подражают уже этому офицерски-немецкому языку. Ибо офицер, да к тому же прусский, есть изобретатель этого звучания – тот самый офицер, который, как военный и профессионал, обладает тем достойным удивления тактом скромности, которому след бы поучиться решительно всем немцам. Но стоит лишь ему начать говорить и двигаться, как он оказывается самой нахальной и самой противной фигурой в старой Европе – сам того не сознавая, без всякого сомнения! Не сознают этого и славные немцы, дивящиеся в нем человеку первостепенного и аристократичнейшего общества и охотно позволяющие ему задавать тон. Этим-то он и занят! – и тону его подражают прежде всего фельдфебели и унтер-офицеры, делающие его еще более грубым. Обратите внимание на командные выкрики, которыми прямо-таки выревываются немецкие города, теперь, когда у всех ворот занимаются строевой подготовкой: какая чванливость, какое бешеное чувство авторитета, какая насмешливая холодность вызвучивается в этом реве! Неужели немцы и в самом деле музыкальный народ? – Несомненно, что немцы нынче милитаризуются в звучании своего языка: по всей вероятности, выучившись говорить по-военному, они примутся вконец и пи сать по-военному. Ибо привычка к определенным звучаниям внедряется глубоко в характер: в скором времени появятся слова и обороты, а в итоге и мысли как раз впору этим звучаниям! Может быть, и теперь уже пишут по-офицерски; может быть, я слишком мало читаю из того, что пишут теперь в Германии. Но одно знаю я наверняка: официальные немецкие сообщения, проникающие и за границу, инспирированы не немецкой музыкой, но как раз этим новым звучанием безвкусного высокомерия. Почти в каждой речи первого немецкого сановника, и даже тогда, когда он вещает в свой кайзеровский рупор слышится акцент, от которого с отвращением уклоняется ухо иностранца: но немцы выносят его – они выносят самих себя.
Иконка: К содержанию

105. Немцы как художники

Если немец однажды действительно предается страсти, то он ведет себя в ней, как следует, и не думает больше о своем поведении. Истина, однако, в том, что он ведет себя тогда весьма нерасторопно и скверно, как бы без такта и мелодии, так что очевидцы испытывают при этом муку либо умиление, не больше, — другое дело, если он воспаряет в возвышенное и восторженное, на что способны иные страсти. Тогда даже немец становится прекрасным! Предчувствие того, на какой высоте начинает красота изливать даже на немцев свое очарование, влечет немецких художников ввысь и того выше, в разгул страсти: стало быть, действительной глубокое стремление выйти из скверного и нерасторопного состояния, по крайней мере, выглянуть – туда, в лучший, более легкий, более южный, более солнечный мир. И оттого часто их конвульсии оказываются признаками того, что им хочется танцевать: этим бедным медведям, в которых подвизаются скрытые нимфы и лесные боги – а подчас и более высокие божества!
Иконка: К содержанию

106. Музыка как заступница

   — Мне позарез нужен мастер музыки, — сказал один новатор своему ученику, — чтобы он перенял у меня мои мысли и впредь выражал их на своем языке: так я лучше проникну в уши и сердца людей. Музыкой можно совратить людей ко всякому заблуждению и всякой истине: кому удалось бы опровергнуть тон?
   — Значит, ты хотел бы считаться неопровержимым?
– сказал его ученик.
   Новатор возразил:
   — Я хотел бы, чтобы росток стал деревом. Чтобы учение стало деревом, надо долгое время верить в него; чтобы верить в него, надо считать его неопровержимым. Дереву нужны бури, сомнения, черви, злоба, чтобы оно выявило породу и силу своего ростка; пусть оно сломится, если оно недостаточно сильно! Но росток всегда только уничтожается – не опровергается! – Когда он сказал это, ученик порывисто воскликнул: Но я верю в твое дело и считаю его столь крепким, что выскажу решительно все, что лежит у меня еще против него на сердце.
   Новатор посмеялся про себя и погрозил ему пальцем.
   — Такого рода ученики, — сказал он затем, — лучше всех, но они опасны, и не всякое учение выдержит их.

Иконка: К содержанию

107. Наша последняя благодарность искусству

Если бы мы не одобряли искусств и не изобрели подобного культа недействительного, то сознание всеобщей недействительности и лживости, внушаемое нам теперь наукой, — сознание о мираже и заблуждении, как условии всего познаваемого и воспринимаемого бытия, — было бы совершенно невыносимым. Честность привела бы нас к отвращению и самоубийству. Но вот честности нашей противостоит неприятель, помогающий нам увернуться от таких выводов: искусство, как добрая воля к иллюзии… Мы не всегда препятствуем нашему глазу закруглять, уплотнять до конца: и тогда то, что мы несем через поток бывания, не выглядит уже извечным несовершенством, — тогда мы мним, что несем Богиню, и по-детски гордимся этим служением. Как эстетический феномен, наше существование все еще сносно для нас, и искусством даны нам глаза и руки и прежде всего чистая совесть для того, чтобы мы смогли из самих себя сотворить такой феномен. Нам следует время от времени отдыхать от самих себя, вглядываясь в себя извне и сверху, из артистической дали, смеясь над собою или плача над собою: мы должны открыть того героя и вместе того дурня, который притаился в нашей страсти к познанию; мы должны время от времени веселиться нашей глупости, дабы остаться веселыми и в нашей мудрости! И именно потому что мы, в конце концов, тяжелые и серьезные люди, и больше гири, чем люди, то ничто не доставляет нам такого удовольствия, как дурацкий колпак: он нужен нам для нас самих – всем нам потребно озорное, порхающее, танцующее, насмешливое, ребячливое и блаженное искусство, дабы не лишиться той свободы над вещами, которой требует от нас наш идеал. Для нас это было бы рецидивом – с нашей раздражительной честностью вполне уткнуться в мораль и ради тех сверхстрогих требований, которые мы в ней ставим себе, стать вполне добродетельными чудищами и чучелами. Мы должны смочь встать и над моралью, и не только стоять с трусливой одеревенелостью человека, страшащегося каждое мгновение соскользнуть с нее и упасть, но и парить над нею и играть! Как бы смогли мы для этого обойтись без искусства, без того, чтобы не валять дурака? – И покуда вы хоть как-то еще стыдитесь самих себя, вы еще не принадлежите к нам!
Иконка: К содержанию

Фридрих Ницше. Веселая наука. Первая книга   Вторая книга Страницы   7   8   9   10    11  12   Третья книга   Четвертая книга   Пятая книга

Дятлы, воины света…

Окончание. К началу
   У нас построена чёткая схема: мы находим вирусных аналитиков, отбираем их, принимаем на работу, ведём дятлов до какого-то определённого момента. Учебных заведений, где учат на вирусного аналитика, к сожалению, нет. Существуют факультеты компьютерной безопасности, но работать с вредоносным кодом в университетах не учат. Поэтому в вирлабе организован свой, внутренний процесс обучения «дятлов». Карьерный рост тесно связан с профессиональным развитием. Вирусный аналитик – ведущий аналитик – эксперт – антивирусный гуру
   Расскажите, пожалуйста, о трудовых буднях дятлов. В чем специфика работы вирусного аналитика?

   Наша работа непростая. Сложная морально и физически. Во-первых, дятлы работают посменно – график достаточно напряжённый. Во-вторых, деятельность вирусного аналитика связана с высочайшим уровнем ответственности. Безответственных дятлов просто не существует в природе.
   Всех людей, которые к нам приходят, можно назвать потенциальными программистами. Что такое программист? Он открывает чистый лист, пишет begin, определяет переменные, и… рождается программа – продукт деятельности, который можно посмотреть, показать коллегам. Иными словами, он пишет код, который что-то делает. Вирусные аналитики – люди иного плана. Они склонны, скажем так, анализировать, разбирать чужой код. В детстве они, наверное, часто ломали игрушки, чтобы узнать, что находится внутри. Им интересно посмотреть, как устроен тот и иной механизм. Не выдать конкретный продукт, а разобраться в каких-то технологиях. Это один из плюсов и минусов. Та самая психологическая составляющая.
   Какими личностными качествами должен обладать дятел? Кто ни при каких условиях не сможет стать «дятлом», даже если все профессиональные качества говорят в пользу этого?
   Никогда не сможет стать дятлом бывший вирусописатель. Мы в вирлабе чётко обозначаем наши, если можно так выразиться, позиции. Они на тёмной стороне, мы на светлой стороне. Причем мы – только на светлой. Здесь не может быть никаких полутонов. Существуют люди, которые потенциально могут поменять сторону: перейти с тёмной стороны на светлую, со светлой – на тёмную… В принципе, это видно. Такого человека я не возьму на работу однозначно. Вирусному аналитику даётся в руки очень серьёзный инструментарий: технологии, знания, доступ к самой вирусной коллекции. В неправильных руках все это может нанести колоссальный ущерб Интернету и всему миру. Девиз Мы спасаем мир для нашей команды не пустой звук. Поэтому среди нас нет людей, которые смогут переметнуться на тёмную сторону. Хочу подчеркнуть: это не конкретный принцип Лаборатории Касперского – это жёсткий принцип всей индустрии.
   Можно ли сразу распознать перспективного и даже талантливого вирусного аналитика? Какими критериями вы руководствуетесь, оценивая будущего кандидата?

   Сложно, да и невозможно перечислить конкретные критерии. Как правило, уже во время первой встречи понимаешь, подходит кандидат или нет. Выбор определяют самые разные показатели. Соискателю предлагается выполнить небольшое тестовое задание, на основании которого я могу судить о его технической подготовке и навыках. При этом можно не знать инструментария – должна работать логика. Мы смотрим, «включает» ли человек мозг, в состоянии ли он мыслить логически. Выражаясь проще, я бы определил это следующим образом: выдаёт результат, не выдаёт результат. Как правило, два — три стандартных вопроса плюс, как я уже упомянул, небольшое задание, ну а потом подробная беседа с успешным кандидатом.
   Что представляет собой период обучения и адаптации?
   Что касается последующего обучения, в вирлабе существует продуманная и тщательно выстроенная процедура. Вирусный аналитик, прошедший наш курс подготовки, максимум через три месяца в состоянии, выражаясь нашим языком, сесть на KLAN и начать обрабатывать поток. Иными словами, он может работать по сменному графику.
   Изначально вирлаб был единым организмом. Сейчас структура немного раздробилась – сменных аналитиков у нас порядка тридцати человек, общий круг специалистов включает примерно шестьдесят сотрудников. Человек должен стать, если можно так выразиться, частью этого организма. Новый аналитик очень легко и естественно вливается в команду. Иного пути нет. Можно говорить, что многое происходит на уровне «впишется в коллектив, не впишется в коллектив». Смею утверждать, что такой подход к формированию командной работы в вирлабе очень верен. Благодаря четко выстроенной схеме в лаборатории работают только нужные нам люди, которыми мы дорожим. Компания вообще очень трепетно, по-другому не скажешь, относится к вирлабу. Наша лаборатория – фундамент, основа основ.
   Можно ли утверждать, что ваша профессия заставляет постоянно находиться в тонусе: учиться, следить за новейшими тенденциями, технологиями развития отрасли?
   Несомненно. Высокая интенсивность, жёсткий график, постоянная нагрузка – одновременно плюсы и минусы нашей работы. Часто слышу от друзей:
   — Знаешь, мы тебе по-хорошему завидуем.
   Вирлаб работает двадцать четыре часа, а значит, мы круглосуточно спасаем мир. Это важно, это нужно, это интересно. А самое главное, мы любим свою работу.
Текст публикуется по Партнерский вестник
icon: To previous icon: To content

Картинка: Мем дятел Картинка: Мем дятел Картинка: Мем дятел

Публикуется по соцсетям

Squid13. Сотрудники ФСБ России будут носить железные кепки

   Ведущие западные медицинские центры, получающие биологические образы из России, создают средства, способные повреждать здоровье представителей русского народа.
   По сообщению информационного агенства РИА Новости, в пятницу Президент России Владимир Путин провел продолжительную встречу с руководством ФСБ России. Руководитель ФСБ России Николай Патрушев доложил Президенту о том, что ведущие западные исследовательские центры под руководством ЦРУ США и НАСА, ЦЕРН, МАГАТЭ и МИ-6 создали новую систему слежения за сотрудниками российских спецслужб. Особую озабоченность Патрушева вызвала информация о создании Системы Спутникового Перехвата Мыслей на Расстоянии. Эта система позволяет читать мысли сотрудников ФСБ со спутника, находящегося на геостационарной орбите и оборудованного специальной антенной.
   Для нейтрализации данной системы был разработан асимметричный ответ — теперь всем сотрудникам ФСБ предписано обязательное ношение на голове специальной экранирующей системы — железной кепки. Как было отмечено в докладе Патрушева, металлический экран значительно ослабляет биотоки мозга человека, не позволяя западным техническим средствам выведать военные и промышленные тайны, находящиеся в коре головного мозга сотрудников ФСБ.
   Как нам стало известно, компетентные органы Российской Федерации уже подготовили специальный Указ Президента, предписывающий всем гражданам страны, имеющим отношение к государственной и военной тайне постоянно носить на голове экранирующую систему из сплошных металлоконструкций. До полного обеспечения указанных лиц продукцией отечественной промышленности, готовящийся Указ предписывает использовать для сохранения и экранирования государственной тайны обычное оцинкованное ведро. Как стало известно, Президент собирается подписать Указ уже в понедельник.
   Начиная со следующей недели, все лица, имеющие отношение к государственной и военной тайне, а также прочим секретам, должны будут постоянно носить на голове металлическое ведро. При этом, лица, по каким либо причинам снимающие ведро с головы будут приравниваться к пособникам западных спецслужб, что влечет за собой уголовное преследование по статье No. 54654645 УК. Для контроля за реализацией указа в ФСБ России будет создан специальный комитет по секретным ведрам, в ведении которого будет находиться контроль за ношением спец. изделий всеми вышеуказанными лицами.
   Кроме этого, планируется издание специального распоряжения, настоятельно рекомендующего ношение металлических ведер на голове всеми гражданами РФ, достигшими 16-летнего возраста. В готовящемся Указе Президента РФ специально указывается на то, что обязательное ношение на голове металлического экранирующего ведра ни в коей мере не нарушает неотъемлимые конституционные права граждан, общепринятые демократические нормы и международные правовые акты.
   Отдельным пунктом Указа Президент Путин указал на недопустимость нарушения Конституционного прав граждан на ношение на голове ведра, поэтому все лица, препятствующие этому будут подвергаться уголовному преследованию в соответствии с законодательством Российской Федерации.
   Правительство РФ намерено объявить открытый тендер на расширенное производство оцинкованных ведер в целях обеспечения Конституционного права граждан на защиту коры головного мозга от враждебных посягательств. Для малоимущих и пенсионеров, секретные ведра будут выдаваться бесплатно, т.е. в счет стоимости лекарств. Как было объявлено, открытый тендер на поставку секретных ведер выиграла специально созданная компания ОАО Газпром-Ведро.
Текст публикуется по Openexpo

Любовь Журавлева. Cамые красивые математические формулы определены по инициативе украинского физика

   Семь лет назад украинский физик Наталия Кондратьева обратилась к ряду ведущих математиков мира с вопросом:
   — Какие три математические формулы, на ваш взгляд, самые красивые?
   В беседе о красоте математических формул приняли участие сэр Михаэль Атья и Дэвид Элварси из Британии, Яков Синай и Александр Кириллов из США, Фридрих Херцебрух и Юрий Манин из Германии, Давид Рюэль из Франции, Анатолий Вершик и Роберт Минлос из России и другие математики из разных стран. Из украинцев в дискуссии приняли участие академики НАНУ Владимир Королюк и Анатолий Скороход. Часть полученных таким образом материалов и легла в основу изданной Натальей Кондратьевой научной работы Три самые красивые математические формулы.
   Какую цель вы ставили, обращаясь к математикам с вопросом о красивых формулах?
   Каждое новое столетие приносит обновление научной парадигмы. В самом начале века с ощущением, что мы стоим у порога новой науки, ее новой роли в жизни человеческого общества, я обратилась к математикам с вопросом о красоте идей, стоящих за математическими символами, т.е. о красоте математических формул.
   Уже сейчас можно отметить некоторые особенности новой науки. Если в науке ХХ века очень важную роль играла дружба математики с физикой, то сейчас математика эффективно сотрудничает с биологией, генетикой, социологией, экономикой… Следовательно, наука будет исследовать соответствия. Математические структуры будут исследовать соответствия между взаимодействиями элементов различных областей и планов. И многое, что раньше мы воспринимали на веру как философские констатации, будет утверждено наукой как конкретное знание.
   Этот процесс начался уже в ХХ веке. Так, Колмогоров математически показал, что случайности нет, а есть очень большая сложность. Фрактальная геометрия подтвердила принцип единства в многообразии и т.д.
   Какие же формулы были названы самыми красивыми?
   Сразу скажу, что цели устроить конкурс формулам не было. В своем письме к математикам я писала:
   Люди, которые хотят понять, какими законами управляется мир, становятся на путь отыскания гармонии мира. Путь этот уходит в бесконечность, но люди всё равно идут им, т.к. есть особая радость встретить очередную идею или представление. Из ответов на вопрос о красивых формулах, возможно, удастся синтезировать новую грань красоты мира. Кроме того, эта работа может оказаться полезной для будущих ученых как мысль о великой гармонии мира и математики как способе отыскания этой красоты
icon: Next

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован.