Роберт Манкофф руководит отделом карикатуры в журнале The New Yorker и давно исследует роль юмора в политике, бизнесе и экономике США. В своем интервью сайту Big Think он попытался понять, является ли юмор продуктом социальной коммуникации, как политкорректность изменила понятие смешного и какие комические тенденции стоит ожидать в будущем.

 

УДК 81-119

Olga Steb

Люди — единственный вид живых существ,
у которых есть чувство юмора?

Вообще-то, если рассмотреть всю цепочку млекопитающих, можно обнаружить, что крысы смеются, когда их щекочут. Если вы будете использовать подходящий датчик, который позволит вам услышать издаваемые ими звуки, то вы выясните, что они производят такой стрекочущий, хихикающий звук, который, совершенно очевидно, выражает удовольствие — ведь когда щекочешь крысу, она начинает следовать за вашими руками. Разумеется, только если хорошо щекотать — иначе она может и укусить. Так что такие проявления, как игра и выражение удовольствия в смехе можно обнаружить на начальных этапах развития в цепи эволюции.

Между тем, шимпанзе и прочие приматы совершенно определенно обладают чувством юмора. Им тоже нравится, когда их щекочут, а кроме того, у них есть что-то вроде такой грубой домашней игры, когда они бегают друг за другом. Это походит на проявление агрессии, однако на самом деле они находятся в так называемой фазе игры, которая выглядит у шимпанзе именно таким образом. В это время они очень быстро вдыхают и выдыхают воздух, так что звук получается отличным от привычного для нас ха-ха-ха. В итоге получается интересная комбинация: с виду животные проявляют агрессию, на деле же они веселятся. Это же явление можно наблюдать у наших детей. Дети бегают и играют друг с другом: это похоже на драку, однако на самом деле это не она. Множество животных играет сходным образом. Мы ничего не знаем про смех у собак, но они совершенно определенно зачастую с виду грызутся между собой, а на деле просто так радуются жизни. То же и с мальчиками-подростками, которые подзуживают друг друга этой шуточной ненастоящей агрессией, чтобы повеселиться и показать дружеские чувства друг к другу. Так что мы не единственный вид, у которого есть что-то вроде чувства юмора, некоторая дуальность, при которой нечто, в обычной жизни воспринимаемое как неприятное, становится забавным.

Чего у шимпанзе и горилл, конечно, нет, так это явления, при котором кто-то один веселит группу всех остальных. У них нет языка, поэтому все, что они могут делать — это бегать за другим, или, может, парой других представителей своего рода. Они могут щекотать этого одного или двоих, но никак не группу. Наш юмор получает развитие через язык и может обращаться одновременно к большому количеству людей. В общем-то, в таком обращении к аудитории и состоит моя работа карикатуриста.

До какой степени юмор —
продукт социальной коммуникации?

Юмор социален. Так он развивается у людей и у приматов. Думаю, по нему можно проследить нашу эволюцию от древних предков: юмор был способом регулировать эмоции страха и гнева, своего рода удовольствие из боли. Интересно, как наши современники воспринимают шутки — думаю, именно это является отправной точкой в разговоре о социальности юмора. Даже когда мы смеемся над карикатурами или анекдотами — это явление пусть псевдо-, но социальное. Ведь люди, изображенные на карикатуре или описанные в анекдоте — все же именно люди, не какие-нибудь абстрактные объекты. Вот вам и социальность.

Если бы я рассматривал вопрос с точки зрения сугубо психологической, я бы назвал это социальным феноменом. В окружении людей мы смеемся в 30 или 40 раз чаще, чем в одиночестве, и, кстати, наедине с собой мы зачастую не смеемся вообще. В одиночестве это действительно случается крайне редко: мы можем оценить чей-то юмор, но вряд ли начнем над ним смеяться в голос. В юморе кроется какое-то несерьезное несоответствие: вроде как что-то пошло не так, но все равно все в порядке. Например, вы сидите за столом во время ужина, и кто-нибудь что-нибудь опрокидывает, или кто-то неправильно произносит слово — все возвращается на свои места, когда вы начинаете смеяться.

Для начала появляется эта эмоция — знаете, мы концентрируемся на смехе и забываем, что есть чувство, предшествующее ему — веселье. Именно это чувство вы испытываете перед тем, как засмеяться, и именно его вам приходится подавлять, когда кто-нибудь, например, пукает в церкви. Веселье важно, и психологические исследования показали, что юмор оказывает целебное действие на человека именно благодаря этой первоначальной эмоции радости. Смех уже вытекает из нее — это выражение эмоции, так что его функция — исключительно социальная, что-то должно послужить поводом к ее появлению. Как в случае с гневом и страхом — должно появиться что-то, с чем мы захотим сразиться или от чего пустимся в бегство. Вначале появляется чувство, а потом следует его выражение. Это выражение свидетельствует: оно социально. Конечно, зачем оно вам иначе, при отсутствии коммуникации?